Неточные совпадения
Старуха
стояла перед ним молча и вопросительно на него глядела.
«Это у злых и старых вдовиц бывает такая чистота», — продолжал про себя Раскольников и с любопытством покосился на ситцевую занавеску
перед дверью во вторую крошечную комнатку, где
стояли старухины постель и комод и куда он еще ни разу не заглядывал.
В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван,
перед которым
стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый.
Перед софой
стоял маленький столик.
Нет, Дунечка, все вижу и знаю, о чем ты со мной много — то говорить собираешься; знаю и то, о чем ты всю ночь продумала, ходя по комнате, и о чем молилась
перед Казанскою божией матерью, которая у мамаши в спальне
стоит.
Раскольников не сел и уйти не хотел, а
стоял перед нею в недоумении.
Она
стояла в раздумье с узлом
перед мещанином и бабой и внимательно слушала их.
Когда он очнулся, то увидал, что сидит на стуле, что его поддерживает справа какой-то человек, что слева
стоит другой человек с желтым стаканом, наполненным желтою водою, и что Никодим Фомич
стоит перед ним и пристально глядит на него; он встал со стула.
— Это, кажется, о недавнем убийстве старухи чиновницы, — вмешался, обращаясь к Зосимову, Петр Петрович, уже
стоя со шляпой в руке и перчатками, но
перед уходом пожелав бросить еще несколько умных слов. Он, видимо, хлопотал о выгодном впечатлении, и тщеславие перебороло благоразумие.
Не доходя Сенной, на мостовой,
перед мелочною лавкой
стоял молодой черноволосый шарманщик и вертел какой-то весьма чувствительный романс.
Они уже
стояли перед последнею лестницей, рядом с хозяйкиною дверью, и действительно заметно было снизу, что в каморке Раскольникова свет.
Говоря это, они
стояли на лестнице, на площадке,
перед самою хозяйкиною дверью.
— Да пусти, пьяный черт! — отбивался Зосимов и потом, когда уже тот его выпустил, посмотрел на него пристально и вдруг покатился со смеху. Разумихин
стоял перед ним, опустив руки, в мрачном и серьезном раздумье.
— Хорошо, скажите вашу идейку, — серьезный и бледный
стоял перед ним в ожидании Раскольников.
Как: из-за того, что бедный студент, изуродованный нищетой и ипохондрией, накануне жестокой болезни с бредом, уже, может быть, начинавшейся в нем (заметь себе!), мнительный, самолюбивый, знающий себе цену и шесть месяцев у себя в углу никого не видавший, в рубище и в сапогах без подметок, —
стоит перед какими-то кварташками [Кварташка — ироническое от «квартальный надзиратель».] и терпит их надругательство; а тут неожиданный долг
перед носом, просроченный вексель с надворным советником Чебаровым, тухлая краска, тридцать градусов Реомюра, [Реомюр, Рене Антуан (1683–1757) — изобретатель спиртового термометра, шкала которого определялась точками кипения и замерзания воды.
— Н… нет, видел, один только раз в жизни, шесть лет тому. Филька, человек дворовый у меня был; только что его похоронили, я крикнул, забывшись: «Филька, трубку!» — вошел, и прямо к горке, где
стоят у меня трубки. Я сижу, думаю: «Это он мне отомстить», потому что
перед самою смертью мы крепко поссорились. «Как ты смеешь, говорю, с продранным локтем ко мне входить, — вон, негодяй!» Повернулся, вышел и больше не приходил. Я Марфе Петровне тогда не сказал. Хотел было панихиду по нем отслужить, да посовестился.
— Правду.
Передайте. Ну-с, ваш слуга. Я ведь от вас очень недалеко
стою.
Соня молча смотрела на своего гостя, так внимательно и бесцеремонно осматривавшего ее комнату, и даже начала, наконец, дрожать в страхе, точно
стояла перед судьей и решителем своей участи.
Он поднял на нее свой задумчивый взгляд и вдруг заметил, что он сидит, а она все еще
стоит перед ним.
Весь этот позор, очевидно, коснулся ее только механически; настоящий разврат еще не проник ни одною каплей в ее сердце: он это видел; она
стояла перед ним наяву…
Кабинет его была комната ни большая, ни маленькая;
стояли в ней: большой письменный стол
перед диваном, обитым клеенкой, бюро, шкаф в углу и несколько стульев — всё казенной мебели, из желтого отполированного дерева.
— Это все вздор и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил напоминания об этой истории, — и совсем это не так было! Это было другое… Вы не так слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому человеку позволительно, надеюсь, защищать свою личность. К тому же я никому не позволю с собой насилия… По принципу. Потому это уж почти деспотизм. Что ж мне было: так и
стоять перед ней? Я ее только отпихнул.
Третьего дня я еще и не знал, что он здесь
стоит в нумерах, у вас, Андрей Семенович, и что, стало быть, в тот же самый день, как мы поссорились, то есть третьего же дня, он был свидетелем того, как я
передал, в качестве приятеля покойного господина Мармеладова, супруге его Катерине Ивановне несколько денег на похороны.
Они опять
постояли с минуту друг
перед другом. Наконец лицо Свидригайлова изменилось. Удостоверившись, что Раскольников не испугался угрозы, он принял вдруг самый веселый и дружеский вид.
Ахиллесу, наконец, показалось непорядком, что человек не пьян, а
стоит перед ним в трех шагах, глядит в упор и ничего не говорит.
Илья Петрович уселся и рылся в каких-то бумагах.
Перед ним
стоял тот самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь по лестнице.
Неточные совпадения
Стоять перед Последышем // Напасть… язык примелется, // А пуще смех долит.
Мужик я пьяный, ветреный, // В амбаре крысы с голоду // Подохли, дом пустехонек, // А не взял бы, свидетель Бог, // Я за такую каторгу // И тысячи рублей, // Когда б не знал доподлинно, // Что я
перед последышем //
Стою… что он куражится // По воле по моей…»
— Мы господа не важные, //
Перед твоею милостью // И
постоим…
Уж налились колосики. //
Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало
перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Теперь, как виноватая, //
Стою перед соседями: // Простите! я была // Спесива, непоклончива, // Не чаяла я, глупая, // Остаться сиротой…