Неточные совпадения
Я пустился домой;
в моей душе был восторг. Все мелькало
в уме, как вихрь, а сердце было полно. Подъезжая к дому мамы, я вспомнил вдруг о Лизиной неблагодарности к Анне Андреевне, об ее жестоком, чудовищном
слове давеча, и у меня вдруг заныло за них всех сердце! «Как у них у всех жестко на сердце! Да и Лиза, что с ней?» — подумал я, став на крыльцо.
— Что? Как! — вскричал я, и вдруг мои ноги ослабели, и я бессильно опустился на диван. Он мне сам говорил потом, что я побледнел буквально как платок.
Ум замешался во мне. Помню, мы все смотрели молча друг другу
в лицо. Как будто испуг прошел по его лицу; он вдруг наклонился, схватил меня за плечи и стал меня поддерживать. Я слишком помню его неподвижную улыбку;
в ней были недоверчивость и удивление. Да, он никак не ожидал такого эффекта своих
слов, потому что был убежден
в моей виновности.
Я решил, несмотря на все искушение, что не обнаружу документа, не сделаю его известным уже целому свету (как уже и вертелось
в уме моем); я повторял себе, что завтра же положу перед нею это письмо и, если надо, вместо благодарности вынесу даже насмешливую ее улыбку, но все-таки не скажу ни
слова и уйду от нее навсегда…
«Земля еси и в землю отыдеши…» — повторила она
в уме слова песнопения. — Неужели только и будет, что одна земля и ничего больше? И что лучше: ничто или хоть бы что-нибудь, даже хоть самое плохонькое, но только чтобы существовать?»
Неточные совпадения
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание
слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего
в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим
умом и даром
слова, так редко встречающимся
в той среде,
в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде,
в румянце,
в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро
в уме своем повторял себе все доводы
в пользу своего решения. Он повторял себе и
слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих
слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от
ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо было художником, особенно часто встречалось
в их разговоре, так как оно им было необходимо, для того чтобы называть то, о чем они не имели никакого понятия, но хотели говорить.
Константин Левин смотрел на брата как на человека огромного
ума и образования, благородного
в самом высоком значении этого
слова и одаренного способностью деятельности для общего блага.
Употребил все тонкие извороты
ума, уже слишком опытного, слишком знающего хорошо людей: где подействовал приятностью оборотов, где трогательною речью, где покурил лестью, ни
в каком случае не портящею дела, где всунул деньжонку, —
словом, обработал дело, по крайней мере, так, что отставлен был не с таким бесчестьем, как товарищ, и увернулся из-под уголовного суда.