Неточные совпадения
Итак, мог же, стало
быть, этот молодой человек иметь в себе столько самой прямой и обольстительной силы, чтобы привлечь такое чистое до тех пор существо и,
главное, такое совершенно разнородное с собою существо, совершенно из другого мира и из другой земли, и на такую явную гибель?
Твердым я оставаться не мог:
было ужасно досадно, что с первого же шагу я так малодушен и неловок;
было ужасно любопытно, а
главное, противно, — целых три впечатления.
Главное, я
был сбит тем, что князь так закричал на меня три минуты назад, и все еще не знал: уходить мне или нет.
Я действительно
был в некотором беспокойстве. Конечно, я не привык к обществу, даже к какому бы ни
было. В гимназии я с товарищами
был на ты, но ни с кем почти не
был товарищем, я сделал себе угол и жил в углу. Но не это смущало меня. На всякий случай я дал себе слово не входить в споры и говорить только самое необходимое, так чтоб никто не мог обо мне ничего заключить;
главное — не спорить.
— Нравственных идей теперь совсем нет; вдруг ни одной не оказалось, и,
главное, с таким видом, что как будто их никогда и не
было.
Ну пусть эти случаи даже слишком редки; все равно,
главным правилом
будет у меня — не рисковать ничем, и второе — непременно в день хоть сколько-нибудь нажить сверх минимума, истраченного на мое содержание, для того чтобы ни единого дня не прерывалось накопление.
Главное, я порешил никогда не бить на максимум барыша, а всегда
быть спокойным.
Деньги, конечно,
есть деспотическое могущество, но в то же время и высочайшее равенство, и в этом вся
главная их сила.
Я понять сначала не мог, как можно
было так низко и позорно тогда упасть и,
главное — забыть этот случай, не стыдиться его, не раскаиваться.
— Мама, а не помните ли вы, как вы
были в деревне, где я рос, кажется, до шести — или семилетнего моего возраста, и,
главное,
были ли вы в этой деревне в самом деле когда-нибудь, или мне только как во сне мерещится, что я вас в первый раз там увидел? Я вас давно уже хотел об этом спросить, да откладывал; теперь время пришло.
— Нельзя, Татьяна Павловна, — внушительно ответил ей Версилов, — Аркадий, очевидно, что-то замыслил, и, стало
быть, надо ему непременно дать кончить. Ну и пусть его! Расскажет, и с плеч долой, а для него в том и
главное, чтоб с плеч долой спустить. Начинай, мой милый, твою новую историю, то
есть я так только говорю: новую; не беспокойся, я знаю конец ее.
Главным характером всего двадцатилетия связи нашей
было — безмолвие.
А в-третьих, и
главное, если даже Версилов
был и прав, по каким-нибудь там своим убеждениям, не вызвав князя и решившись снести пощечину, то по крайней мере он увидит, что
есть существо, до того сильно способное чувствовать его обиду, что принимает ее как за свою, и готовое положить за интересы его даже жизнь свою… несмотря на то что с ним расстается навеки…
Пусть Ефим, даже и в сущности дела,
был правее меня, а я глупее всего глупого и лишь ломался, но все же в самой глубине дела лежала такая точка, стоя на которой,
был прав и я, что-то такое
было и у меня справедливого и,
главное, чего они никогда не могли понять.
— Эх, ce petit espion. Во-первых, вовсе и не espion, потому что это я, я его настояла к князю поместить, а то он в Москве помешался бы или помер с голоду, — вот как его аттестовали оттуда; и
главное, этот грубый мальчишка даже совсем дурачок, где ему
быть шпионом?
— Да, какой-то дурачок, что, впрочем, не мешает ему стать мерзавцем. Я только
была в досаде, а то бы умерла вчера со смеху: побледнел, подбежал, расшаркивается, по-французски заговорил. А в Москве Марья Ивановна меня о нем, как о гении, уверяла. Что несчастное письмо это цело и где-то находится в самом опасном месте — это я,
главное, по лицу этой Марьи Ивановны заключила.
Точно до сих пор все мои намерения и приготовления
были в шутку, а только «теперь вдруг и,
главное, внезапно, все началось уже в самом деле».
Кроме того,
есть характеры, так сказать, слишком уж обшарканные горем, долго всю жизнь терпевшие, претерпевшие чрезвычайно много и большого горя, и постоянного по мелочам и которых ничем уже не удивишь, никакими внезапными катастрофами и,
главное, которые даже перед гробом любимейшего существа не забудут ни единого из столь дорого доставшихся правил искательного обхождения с людьми.
— Не знаю; не берусь решать, верны ли эти два стиха иль нет. Должно
быть, истина, как и всегда, где-нибудь лежит посредине: то
есть в одном случае святая истина, а в другом — ложь. Я только знаю наверно одно: что еще надолго эта мысль останется одним из самых
главных спорных пунктов между людьми. Во всяком случае, я замечаю, что вам теперь танцевать хочется. Что ж, и потанцуйте: моцион полезен, а на меня как раз сегодня утром ужасно много дела взвалили… да и опоздал же я с вами!
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне,
главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику князю. Признаюсь, эти два дня мне
было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
Конечно, лицо его способно
было вдруг изменяться с сурового на удивительно ласковое, кроткое и нежное выражение, и,
главное, при несомненном простодушии превращения.
Главное, мне странно
было, что он не только не улыбнулся, но даже самого маленького вида не показал в этом смысле, когда я давеча прямо так и объявил, что хотел вызвать его на дуэль.
Я обвинял Стебелькова, а ведь, может
быть, я-то,
главное, и подлил масла в огонь.
А пока я все еще продолжал занимать мою квартиренку, занимать, но не жить в ней; там лежал мой чемодан, сак и иные вещи;
главная же резиденция моя
была у князя Сергея Сокольского.
Все потеряли голову; тут Дума, а
главное, тут, не помню уж кто именно, но один из самых первых тогдашних вельмож, на которого
было возложено.
Как, неужели все? Да мне вовсе не о том
было нужно; я ждал другого,
главного, хотя совершенно понимал, что и нельзя
было иначе. Я со свечой стал провожать его на лестницу; подскочил
было хозяин, но я, потихоньку от Версилова, схватил его изо всей силы за руку и свирепо оттолкнул. Он поглядел
было с изумлением, но мигом стушевался.
Наше дворянство и теперь, потеряв права, могло бы оставаться высшим сословием, в виде хранителя чести, света, науки и высшей идеи и, что
главное, не замыкаясь уже в отдельную касту, что
было бы смертью идеи.
— Да, вы-то; вы самый
главный человек и
есть, и сами это знаете.
Повторю еще раз: перемену против первоначального можно
было заметить и во все последние дни, но не так, не до такой степени — вот что
главное.
Как ни
был глуп и косноязычен Стебельков, но я видел яркого подлеца, во всем его блеске, а
главное, без какой-то интриги тут не могло обойтись.
— Лиза, я сам знаю, но… Я знаю, что это — жалкое малодушие, но… это — только пустяки и больше ничего! Видишь, я задолжал, как дурак, и хочу выиграть, только чтоб отдать. Выиграть можно, потому что я играл без расчета, на ура, как дурак, а теперь за каждый рубль дрожать
буду… Не я
буду, если не выиграю! Я не пристрастился; это не
главное, это только мимолетное, уверяю тебя! Я слишком силен, чтоб не прекратить, когда хочу. Отдам деньги, и тогда ваш нераздельно, и маме скажи, что не выйду от вас…
Да, да, это-то «счастье» и
было тогда
главною причиною, что я, как слепой крот, ничего, кроме себя, не понимал и не видел!
Я сел как убитый. Так вот что оказывалось! И,
главное, все
было так ясно, как дважды два, а я — я все еще упорно верил.
То
есть я и солгал, потому что документ
был у меня и никогда у Крафта, но это
была лишь мелочь, а в самом
главном я не солгал, потому что в ту минуту, когда лгал, то дал себе слово сжечь это письмо в тот же вечер.
— Если б я зараньше сказал, то мы бы с тобой только рассорились и ты меня не с такой бы охотою пускал к себе по вечерам. И знай, мой милый, что все эти спасительные заранее советы — все это
есть только вторжение на чужой счет в чужую совесть. Я достаточно вскакивал в совесть других и в конце концов вынес одни щелчки и насмешки. На щелчки и насмешки, конечно, наплевать, но
главное в том, что этим маневром ничего и не достигнешь: никто тебя не послушается, как ни вторгайся… и все тебя разлюбят.
Я, конечно, испытывал наслаждение чрезвычайное, но наслаждение это проходило чрез мучение; все это, то
есть эти люди, игра и,
главное, я сам вместе с ними, казалось мне страшно грязным.
Главное, я тогда еще не знал наверно, что Афердов — вор; я тогда еще и фамилию его не знал, так что в ту минуту действительно мог подумать, что я ошибся и что эти три сторублевые не
были в числе тех, которые мне сейчас отсчитали.
Главное свинство заключалось в том, что я
был в восторге.
— Тут,
главное,
есть один Жибельский, еще молодой человек, по судейской части, нечто вроде помощника аблакатишки.
В десять часов я намеревался отправиться к Стебелькову, и пешком. Матвея я отправил домой, только что тот явился. Пока
пил кофей, старался обдуматься. Почему-то я
был доволен; вникнув мгновенно в себя, догадался, что доволен,
главное, тем, что «
буду сегодня в доме князя Николая Ивановича». Но день этот в жизни моей
был роковой и неожиданный и как раз начался сюрпризом.
— Узнаешь! — грозно вскричала она и выбежала из комнаты, — только я ее и видел. Я конечно бы погнался за ней, но меня остановила одна мысль, и не мысль, а какое-то темное беспокойство: я предчувствовал, что «любовник из бумажки»
было в криках ее
главным словом. Конечно, я бы ничего не угадал сам, но я быстро вышел, чтоб, поскорее кончив с Стебельковым, направиться к князю Николаю Ивановичу. «Там — всему ключ!» — подумал я инстинктивно.
Главное, мне то досадно, что, описывая с таким жаром свои собственные приключения, я тем самым даю повод думать, что я и теперь такой же, каким
был тогда.
В самом деле, может
быть, все
главное именно тогда-то и определилось и сформулировалось в моем сердце; ведь не все же я досадовал и злился за то только, что мне не несут бульону.
Главное, я сам
был в такой же, как и он, лихорадке; вместо того чтоб уйти или уговорить его успокоиться, а может, и положить его на кровать, потому что он
был совсем как в бреду, я вдруг схватил его за руку и, нагнувшись к нему и сжимая его руку, проговорил взволнованным шепотом и со слезами в душе...
— Вы вашу-то квартиру, у чиновников, за собой оставите-с? — спросила она вдруг, немного ко мне нагнувшись и понизив голос, точно это
был самый
главный вопрос, за которым она и пришла.
Упомяну лишь, что
главный характер их приемов состоял в том, чтоб разузнать кой-какие секреты людей, иногда честнейших и довольно высокопоставленных; затем они являлись к этим лицам и грозили обнаружить документы (которых иногда совсем у них не
было) и за молчание требовали выкуп.
Здесь опускаю одно обстоятельство, о котором лучше
будет сказать впоследствии и в своем месте, но упомяну лишь о том, что обстоятельство это наиглавнейше утвердило Ламберта в убеждении о действительном существовании и,
главное, о ценности документа.
— Ах да, Лиза… ах да, это — ваш отец? Или… pardon, mon cher, [Простите, мой дорогой (франц.).] что-то такое… Я помню… она передавала… старичок… Я уверен, я уверен. Я тоже знал одного старичка… Mais passons, [Но оставим это (франц.)]
главное, чтоб уяснить всю
суть момента, надо…
Я не знал и ничего не слыхал об этом портрете прежде, и что,
главное, поразило меня — это необыкновенное в фотографии сходство, так сказать, духовное сходство, — одним словом, как будто это
был настоящий портрет из руки художника, а не механический оттиск.
Художник изучает лицо и угадывает эту
главную мысль лица, хотя бы в тот момент, в который он списывает, и не
было ее вовсе в лице.