Неточные совпадения
— Третьего дня слово дала. Мы так приставали оба, что вынудили. Только
тебе просила до времени не
передавать.
Его высокопревосходительство, Нил Алексеевич, третьего года,
перед Святой, прослышали, — когда я еще служил у них в департаменте, — и нарочно потребовали меня из дежурной к себе в кабинет чрез Петра Захарыча и вопросили наедине: «Правда ли, что
ты профессор Антихриста?» И не потаил: «Аз есмь, говорю», и изложил, и представил, и страха не смягчил, но еще мысленно, развернув аллегорический свиток, усилил и цифры подвел.
— Полторы сутки ровно не спал, не ел, не пил, из комнаты ее не выходил, на коленки
перед ней становился: «Умру, говорю, не выйду, пока не простишь, а прикажешь вывести — утоплюсь; потому — что я без
тебя теперь буду?» Точно сумасшедшая она была весь тот день, то плакала, то убивать меня собиралась ножом, то ругалась надо мной.
А коли больно, так как же
ты сам-то ее в газетах
перед этим же обществом выводишь и требуешь, чтоб это ей было не больно?
— Ишь
ты, «кажется»! Мальчишка
передавал?
— В экипаж посадил, — сказал он, — там на углу с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что
ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что
ты мне написал, в точности
передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела
тебя видеть напоследях, хоть
ты и отказался; тут на этом месте
тебя и поджидали, как обратно пойдешь, вот там, на той скамье.
— Что в доме у них не знают, так в этом нет для меня и сомнения; но
ты мне мысль подал: Аглая, может быть, и знает. Одна она и знает, потому что сестры были тоже удивлены, когда она так серьезно
передавала поклон отцу. И с какой стати именно ему? Если знает, так ей князь
передал!
— А там уж известно-с, чуть не прибила-с; то есть чуть-чуть-с, так что даже, можно считать, почти что и прибила-с. А письмо мне шваркнула. Правда, хотела было у себя удержать, — видел, заметил, — но раздумала и шваркнула: «Коли
тебе, такому, доверили
передать, так и
передай…» Обиделась даже. Уж коли предо мной не постыдилась сказать, то, значит, обиделась. Характером вспыльчивы!
—
Ты вот, я замечаю, Лев Николаевич, дрожишь, — проговорил наконец Рогожин, — почти так, как когда с
тобой бывает твое расстройство, помнишь, в Москве было? Или как раз было
перед припадком. И не придумаю, что теперь с
тобой буду делать…
— Стой еще! Я, Парфен, еще хочу
тебя спросить… я много буду
тебя спрашивать, обо всем… но
ты лучше мне сначала скажи, с первого начала, чтоб я знал: хотел
ты убить ее
перед моей свадьбой,
перед венцом, на паперти, ножом? Хотел или нет?
Татьяна, милая Татьяна! // С тобой теперь я слезы лью; // Ты в руки модного тирана // Уж отдала судьбу свою. // Погибнешь, милая; но прежде // Ты в ослепительной надежде // Блаженство темное зовешь, // Ты негу жизни узнаешь, // Ты пьешь волшебный яд желаний, // Тебя преследуют мечты: // Везде воображаешь ты // Приюты счастливых свиданий; // Везде, везде
перед тобой // Твой искуситель роковой.
Неточные совпадения
Довольны наши странники, // То рожью, то пшеницею, // То ячменем идут. // Пшеница их не радует: //
Ты тем
перед крестьянином, // Пшеница, провинилася, // Что кормишь
ты по выбору, // Зато не налюбуются // На рожь, что кормит всех.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над
тобой, // Покамест
ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало
перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили
тебя!..»
Гляжу: могилка прибрана, // На деревянном крестике // Складная золоченая // Икона.
Перед ней // Я старца распростертого // Увидела. «Савельюшка! // Откуда
ты взялся?»
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой книгою // Стоял он
перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил
ты Демушку! // Будь проклят
ты… уйди!..»
— Куда
ты девал нашего батюшку? — завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал
перед ним.