Неточные совпадения
Что же касается мужчин, то Птицын, например,
был приятель с Рогожиным, Фердыщенко
был как рыба в воде; Ганечка всё еще в себя прийти не мог, но хоть смутно, а неудержимо сам
ощущал горячечную потребность достоять до конца у своего позорного столба; старичок учитель, мало понимавший в чем дело, чуть не плакал и буквально дрожал от страха, заметив какую-то необыкновенную тревогу кругом и в Настасье Филипповне, которую обожал, как свою внучку; но он скорее бы умер, чем ее в такую минуту покинул.
Лебедев в иные минуты готов
был поклясться, что всё, но в другие минуты
ощущал беспокойную потребность припомнить про себя, на всякий случай, некоторые и преимущественно ободрительные и успокоительные статейки свода законов.
Он теперь, в эту минуту, вполне
ощущал его; он
был уверен,
был вполне убежден, по своим особым причинам, что эта женщина — помешанная.
Если бы, любя женщину более всего на свете или предвкушая возможность такой любви, вдруг увидеть ее на цепи, за железною решеткой, под палкой смотрителя, — то такое впечатление
было бы несколько сходно с тем, что
ощутил теперь князь.
Но когда я, в марте месяце, поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он, одною рукой схватив меня за плечо, другою показал мне дверь и тихо, то
есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он меня выводил; но слова его долго производили на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел
ощущать.
Знайте, что
есть такой предел позора в сознании собственного ничтожества и слабосилия, дальше которого человек уже не может идти и с которого начинает
ощущать в самом позоре своем громадное наслаждение…
Этот «сановник», муж ее, почему-то покровитель Епанчиных с самой их молодости, председательствовавший тут же,
был до того громадным лицом в глазах Ивана Федоровича, что тот, кроме благоговения и страху, ничего не мог
ощущать в его присутствии и даже презирал бы себя искренно, если бы хоть одну минуту почел себя ему равным, а его не Юпитером Олимпийским.
В таком уж он
был настроении и даже чуть ли не
ощущал в эту минуту, к кому-то и за что-то, самой горячей и чувствительной благодарности, — может
быть, даже к Ивану Петровичу, а чуть ли и не ко всем гостям вообще.
Припадок, бывший с ним накануне,
был из легких; кроме ипохондрии, некоторой тягости в голове и боли в членах, он не
ощущал никакого другого расстройства.
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно
было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром, со скребком, посыпал лужу крови золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное на этом куске улицы.
Именно потому, может быть, и соскочил через минуту с забора к поверженному им в азарте Григорию, что в состоянии
был ощущать чувство чистое, чувство сострадания и жалости, потому что убежал от искушения убить отца, потому что ощущал в себе сердце чистое и радость, что не убил отца.
Неточные совпадения
Положение
было неловкое; наступила темень, сделалось холодно и сыро, и в поле показались волки. Бородавкин
ощутил припадок благоразумия и издал приказ: всю ночь не спать и дрожать.
Левин поцеловал с осторожностью ее улыбавшиеся губы, подал ей руку и,
ощущая новую странную близость, пошел из церкви. Он не верил, не мог верить, что это
была правда. Только когда встречались их удивленные и робкие взгляды, он верил этому, потому что чувствовал, что они уже
были одно.
Грэй машинально взглянул на Летику, продолжавшего
быть тихим и скромным, затем его глаза обратились к пыльной дороге, пролегающей у трактира, и он
ощутил как бы удар — одновременный удар в сердце и голову.
Раскольников сел, дрожь его проходила, и жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил ни единому его слову, хотя
ощущал какую-то странную наклонность поверить. Неожиданные слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он, стало
быть, знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
— То
есть вы этим выражаете, что я хлопочу в свой карман. Не беспокойтесь, Родион Романович, если б я хлопотал в свою выгоду, то не стал бы так прямо высказываться, не дурак же ведь я совсем. На этот счет открою вам одну психологическую странность. Давеча я, оправдывая свою любовь к Авдотье Романовне, говорил, что
был сам жертвой. Ну так знайте же, что никакой я теперь любви не
ощущаю, н-никакой, так что мне самому даже странно это, потому что я ведь действительно нечто
ощущал…