Неточные совпадения
— Истинная правда! — ввязался
в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого
в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, — истинная правда-с, только все русские
силы даром к себе переводят!
Он очень хорошо заметил и положительно узнал, что молодой человек, очень хорошей фамилии, живущий
в самом достойном семействе, а именно Гаврила Ардалионович Иволгин, которого она знает и у себя принимает, давно уже любит ее всею
силой страсти, и, конечно, отдал бы половину жизни за одну надежду приобресть ее симпатию.
— Этакая
сила! — вскричала вдруг Аделаида, жадно всматриваясь
в портрет из-за плеча сестры.
Я встречу борьбу, я рад буду ей, я воскресну
в ней с новыми
силами!
— Да за что же, черт возьми! Что вы там такое сделали? Чем понравились? Послушайте, — суетился он изо всех
сил (все
в нем
в эту минуту было как-то разбросано и кипело
в беспорядке, так что он и с мыслями собраться не мог), — послушайте, не можете ли вы хоть как-нибудь припомнить и сообразить
в порядке, о чем вы именно там говорили, все слова, с самого начала? Не заметили ли вы чего, не упомните ли?
Проходя близко мимо выходных дверей на лестницу, он услышал и заметил, что за дверьми кто-то старается изо всех
сил позвонить
в колокольчик; но
в колокольчике, должно быть, что-то испортилось: он только чуть-чуть вздрагивал, а звука не было.
Несколько мгновений они простояли так друг против друга, лицом к лицу. Ганя всё еще держал ее руку
в своей руке. Варя дернула раз, другой, изо всей
силы, но не выдержала и вдруг, вне себя, плюнула брату
в лицо.
У Гани
в глазах помутилось, и он, совсем забывшись, изо всей
силы замахнулся на сестру. Удар пришелся бы ей непременно
в лицо. Но вдруг другая рука остановила на лету Ганину руку.
В этом случае Тоцкий пребывал верен старым добрым преданиям, не изменяя
в них ничего, безгранично уважая всю непобедимую
силу чувственных влияний.
Несмотря, однако ж, на то, все-таки было и оставалось что-то
в Настасье Филипповне, что иногда поражало даже самого Афанасия Ивановича необыкновенною и увлекательною оригинальностью, какою-то
силой, и прельщало его иной раз даже и теперь, когда уже рухнули все прежние расчеты его на Настасью Филипповну.
Один лишь генерал Епанчин, только сейчас пред этим разобиженный таким бесцеремонным и смешным возвратом ему подарка, конечно, еще более мог теперь обидеться всеми этими необыкновенными эксцентричностями или, например, появлением Рогожина; да и человек, как он, и без того уже слишком снизошел, решившись сесть рядом с Птицыным и Фердыщенком; но что могла сделать
сила страсти, то могло быть, наконец, побеждено чувством обязанности, ощущением долга, чина и значения и вообще уважением к себе, так что Рогожин с компанией, во всяком случае
в присутствии его превосходительства, был невозможен.
С виду подпоручик обещал брать «
в деле» более ловкостью и изворотливостью, чем
силой, да и ростом был пониже кулачного господина.
Он задумался, между прочим, о том, что
в эпилептическом состоянии его была одна степень почти пред самым припадком (если только припадок приходил наяву), когда вдруг, среди грусти, душевного мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг, и с необыкновенным порывом напрягались разом все жизненные
силы его.
— Да поздно, поздно теперь
в город посылать за Пушкиным, поздно! — спорил Коля с Лизаветой Прокофьевной, выбиваясь изо всех
сил, — три тысячи раз говорю вам: поздно.
— Вы не станете, конечно, отрицать, — начал Гаврила Ардалионович, — прямо обращаясь к слушавшему его изо всех
сил Бурдовскому, выкатившему на него от удивления глаза и, очевидно, бывшему
в сильном смятении, — вы не станете, да и не захотите, конечно, отрицать серьезно, что вы родились ровно два года спустя после законного брака уважаемой матушки вашей с коллежским секретарем господином Бурдовским, отцом вашим.
— Да почти ничего дальше, — продолжал Евгений Павлович, — я только хотел заметить, что от этого дело может прямо перескочить на право
силы, то есть на право единичного кулака и личного захотения, как, впрочем, и очень часто кончалось на свете. Остановился же Прудон на праве
силы.
В американскую войну многие самые передовые либералы объявили себя
в пользу плантаторов,
в том смысле, что негры суть негры, ниже белого племени, а стало быть, право
силы за белыми…
Глаза ее сверкнули; она бросилась к стоявшему
в двух шагах от нее и совсем незнакомому ей молодому человеку, державшему
в руке тоненькую, плетеную тросточку, вырвала ее у него из рук и изо всей
силы хлестнула своего обидчика наискось по лицу.
Покажите же вы мне что-нибудь подобное такой
силе в наш век пороков и железных дорог… то есть, надо бы сказать:
в наш век пароходов и железных дорог, но я говорю:
в наш век пороков и железных дорог, потому что я пьян, но справедлив!
Покажите мне связующую настоящее человечество мысль хоть вполовину такой
силы, как
в тех столетиях.
Но мне как будто казалось временами, что я вижу,
в какой-то странной и невозможной форме, эту бесконечную
силу, это глухое, темное и немое существо.
Я еще понимаю, что если б я
в цвете здоровья и
сил посягнул на мою жизнь, которая «могла бы быть полезна моему ближнему», и т. д., то нравственность могла бы еще упрекнуть меня, по старой рутине, за то, что я распорядился моею жизнию без спросу, или там
в чем сама знает.
Ну, конечно, смирение есть громадная
сила в этом смысле, я это допускаю, — хотя и не
в том смысле,
в каком религия принимает смирение за
силу.
Один из ваших убийц
в ваших глазах обратился
в женщину, а из женщины
в маленького, хитрого, гадкого карлика, — и вы всё это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно
в то самое время, когда, с другой стороны, ваш разум был
в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную
силу, хитрость, догадку, логику?
Почему тоже, пробудясь от сна и совершенно уже войдя
в действительность, вы чувствуете почти каждый раз, а иногда с необыкновенною
силой впечатления, что вы оставляете вместе со сном что-то для вас неразгаданное.
Великий писатель принужден был его наконец высечь для удовлетворения оскорбленного нравственного чувства своего читателя, но, увидев, что великий человек только встряхнулся и для подкрепления
сил после истязания съел слоеный пирожок, развел
в удивлении руки и так оставил своих читателей.
Но тут вышло совсем наоборот: князь оказался
в дураки такой
силы, как… как профессор; играл мастерски; уж Аглая и плутовала, и карты подменяла, и
в глазах у него же взятки воровала, а все-таки он каждый раз оставлял ее
в дурах; раз пять сряду.
Но тут не утерпели обе сестры и прыснули со смеху. Аделаида давно уже заметила
в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого смеха, который она сдерживала покамест изо всей
силы. Аглая грозно было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из комнаты.
И она, и Аглая остановились как бы
в ожидании, и обе, как помешанные, смотрели на князя. Но он, может быть, и не понимал всей
силы этого вызова, даже наверно можно сказать. Он только видел пред собой отчаянное, безумное лицо, от которого, как проговорился он раз Аглае, у него «пронзено навсегда сердце». Он не мог более вынести и с мольбой и упреком обратился к Аглае, указывая на Настасью Филипповну...
— Ах, милый князь, — воскликнул вдруг Евгений Павлович с одушевлением и с грустью, — как могли вы тогда допустить… всё, что произошло? Конечно, конечно, всё это было для вас так неожиданно… Я согласен, что вы должны были потеряться и… не могли же вы остановить безумную девушку, это было не
в ваших
силах! Но ведь должны же вы были понять, до какой степени серьезно и сильно эта девушка… к вам относилась. Она не захотела делиться с другой, и вы… и вы могли покинуть и разбить такое сокровище!
Подымаясь на крыльцо, он услышал такие восклицания, что не мог выдержать и уже совсем было обратился к публике с намерением произнести надлежащую речь, но, к счастию, был остановлен Бурдовским и самою Дарьей Алексеевной, выбежавшею с крыльца; они подхватили и увели его
силой в комнаты.
И сам прыгнул
в карету за Настасьей Филипповной и затворил дверцы. Кучер не сомневался ни одной минуты и ударил по лошадям. Келлер сваливал потом на нечаянность: «Еще одна секунда, и я бы нашелся, я бы не допустил!» — объяснял он, рассказывая приключение. Он было схватил с Бурдовским другой экипаж, тут же случившийся, и бросился было
в погоню, но раздумал, уже дорогой, что «во всяком случае поздно!
Силой не воротишь».
По некоторым промелькнувшим словечкам он даже мог догадаться, что красавица немка, недели две тому назад, рассорилась с Настасьей Филипповной, так что во все эти дни о ней ничего не слыхала, и всеми
силами давала теперь знать, что и не интересуется слышать, «хотя бы она за всех князей
в мире вышла».