Неточные совпадения
Особенно приметна была
в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный
вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом.
— Об заклад готов биться, что так, — подхватил с чрезвычайно довольным
видом красноносый чиновник, — и что дальнейшей поклажи
в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить.
— Уверяю вас, что я не солгал вам, и вы отвечать за меня не будете. А что я
в таком
виде и с узелком, то тут удивляться нечего:
в настоящее время мои обстоятельства неказисты.
И наконец, мне кажется, мы такие розные люди на
вид… по многим обстоятельствам, что, у нас, пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я
в эту последнюю идею сам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…
— У вас же такие славные письменные принадлежности, и сколько у вас карандашей, сколько перьев, какая плотная, славная бумага… И какой славный у вас кабинет! Вот этот пейзаж я знаю; это
вид швейцарский. Я уверен, что живописец с натуры писал, и я уверен, что это место я видел; это
в кантоне Ури…
— Ну, извините, — перебил генерал, — теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж
в таком
виде постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает, то не взыщите, когда-нибудь
в другое время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
Так как и сам Тоцкий наблюдал покамест, по некоторым особым обстоятельствам, чрезвычайную осторожность
в своих шагах, и только еще сондировал дело, то и родители предложили дочерям на
вид только еще самые отдаленные предположения.
Затем стал говорить генерал Епанчин,
в своем качестве отца, и говорил резонно, избегнул трогательного, упомянул только, что вполне признает ее право на решение судьбы Афанасия Ивановича, ловко щегольнул собственным смирением, представив на
вид, что судьба его дочери, а может быть и двух других дочерей, зависит теперь от ее же решения.
Я не разуверял их, что я вовсе не люблю Мари, то есть не влюблен
в нее, что мне ее только очень жаль было; я по всему видел, что им так больше хотелось, как они сами вообразили и положили промеж себя, и потому молчал и показывал
вид, что они угадали.
Несмотря на прискорбный
вид,
в ней предчувствовалась твердость и даже решимость.
Тут был и еще наблюдатель, который тоже еще не избавился от своего чуть не онемения при
виде Настасьи Филипповны; но он хоть и стоял «столбом», на прежнем месте своем,
в дверях гостиной, однако успел заметить бледность и злокачественную перемену лица Гани. Этот наблюдатель был князь. Чуть не
в испуге, он вдруг машинально ступил вперед.
Очевидно, у него и
в помыслах не было встретить ее здесь, потому что
вид ее произвел на него необыкновенное впечатление; он так побледнел, что даже губы его посинели.
— Ну, еще бы! Вам-то после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей
в сумасшедшем
виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти
в детстве писал.
Я же, под
видом любезности
в день рождения, изреку наконец свою волю, — косвенно, не прямо, но будет всё как бы и прямо.
Князя встретила девушка (прислуга у Настасьи Филипповны постоянно была женская) и, к удивлению его, выслушала его просьбу доложить о нем безо всякого недоумения. Ни грязные сапоги его, ни широкополая шляпа, ни плащ без рукавов, ни сконфуженный
вид не произвели
в ней ни малейшего колебания. Она сняла с него плащ, пригласила подождать
в приемной и тотчас же отправилась о нем докладывать.
С
виду подпоручик обещал брать «
в деле» более ловкостью и изворотливостью, чем силой, да и ростом был пониже кулачного господина.
Князь встал и дрожащим, робким голосом, но
в то же время с
видом глубоко убежденного человека произнес...
Все устремили взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общее любопытство получило новый и чрезвычайный толчок. Фердыщенку не сиделось; Рогожин смотрел
в недоумении и
в ужасном беспокойстве переводил взгляды то на князя, то на Птицына. Дарья Алексеевна
в ожидании была как на иголках. Даже Лебедев не утерпел, вышел из своего угла, и, согнувшись
в три погибели, стал заглядывать
в письмо чрез плечо Птицына, с
видом человека, опасающегося, что ему сейчас дадут за это колотушку.
К удивлению его, этот домик оказался красивым на
вид, чистеньким, содержащимся
в большом порядке, с палисадником,
в котором росли цветы.
— Ни-ни-ни! Типун, типун… — ужасно испугался вдруг Лебедев и, бросаясь к спавшему на руках дочери ребенку, несколько раз с испуганным
видом перекрестил его. — Господи, сохрани, господи, предохрани! Это собственный мой грудной ребенок, дочь Любовь, — обратился он к князю, — и рождена
в законнейшем браке от новопреставленной Елены, жены моей, умершей
в родах. А эта пигалица есть дочь моя Вера,
в трауре… А этот, этот, о, этот…
Одно только меня поразило: что он вовсе как будто не про то говорил, во всё время, и потому именно поразило, что и прежде, сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг, всё мне казалось, что и говорят они, и
в книгах пишут совсем будто не про то, хотя с
виду и кажется, что про то.
— Наутро я вышел по городу побродить, — продолжал князь, лишь только приостановился Рогожин, хотя смех всё еще судорожно и припадочно вздрагивал на его губах, — вижу, шатается по деревянному тротуару пьяный солдат,
в совершенно растерзанном
виде.
В углу гостиной, у печки,
в креслах, сидела маленькая старушка, еще с
виду не то чтоб очень старая, даже с довольно здоровым, приятным и круглым лицом, но уже совершенно седая и (с первого взгляда заключить было можно) впавшая
в совершенное детство.
Многие по крайней мере изъясняли так свое впечатление, на многих же
вид человека
в падучей производит решительный и невыносимый ужас, имеющий
в себе даже нечто мистическое.
На террасе, довольно поместительной, при входе с улицы
в комнаты, было наставлено несколько померанцевых, лимонных и жасминных деревьев,
в больших зеленых деревянных кадках, что и составляло, по расчету Лебедева, самый обольщающий
вид.
Впрочем,
в день переезда
в Павловск, то есть на третий день после припадка, князь уже имел по наружности
вид почти здорового человека, хотя внутренно чувствовал себя всё еще не оправившимся.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у князя — было застать кругом него целую компанию гостей, не говоря уже о том, что
в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при
виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
Она тотчас же встала, все по-прежнему серьезно и важно, с таким
видом, как будто заранее к тому готовилась и только ждала приглашения, вышла на средину террасы и стала напротив князя, продолжавшего сидеть
в своих креслах.
А между тем, как ни припоминал потом князь, выходило, что Аглая произнесла эти буквы не только без всякого
вида шутки, или какой-нибудь усмешки, или даже какого-нибудь напирания на эти буквы, чтобы рельефнее выдать их затаенный смысл, но, напротив, с такою неизменною серьезностью, с такою невинною и наивною простотой, что можно было подумать, что эти самые буквы и были
в балладе, и что так было
в книге напечатано.
Все наконец расселись
в ряд на стульях напротив князя, все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из одной руки
в другую свои фуражки, все приготовились говорить, и все, однако ж, молчали, чего-то выжидая с вызывающим
видом,
в котором так и читалось: «Нет, брат, врешь, не надуешь!» Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести одно только первое слово, и тотчас же все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга.
После слов племянника Лебедева последовало некоторое всеобщее движение, и поднялся даже ропот, хотя во всем обществе все видимо избегали вмешиваться
в дело, кроме разве одного только Лебедева, бывшего точно
в лихорадке. (Странное дело: Лебедев, очевидно, стоявший за князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной гордости после речи своего племянника; по крайней мере с некоторым особенным
видом довольства оглядел всю публику.)
По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели
в детстве
вид косноязычного,
вид калеки,
вид жалкого, несчастного ребенка (а у Павлищева, как я вывел по точным доказательствам, была всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему угнетенному и природой обиженному, особенно
в детях, — факт, по моему убеждению, чрезвычайно важный для нашего дела).
— Конечно, дом сумасшедших! — не вытерпела и резко проговорила Аглая, но слова ее пропали
в общем шуме; все уже громко говорили, все рассуждали, кто спорил, кто смеялся. Иван Федорович Епанчин был
в последней степени негодования и, с
видом оскорбленного достоинства, поджидал Лизавету Прокофьевну. Племянник Лебедева ввернул последнее словечко...
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с
видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были
в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Они пробормотали, с натянутым
видом, что подождут Ипполита, и тотчас же удалились
в самый дальний угол террасы, где и уселись опять все рядом.
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и
в то же время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом слове, так что всё это, вместе с его чахоточным
видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
Вдруг Ипполит поднялся, ужасно бледный и с
видом страшного, доходившего до отчаяния стыда на искаженном своем лице. Это выражалось преимущественно
в его взгляде, ненавистно и боязливо глянувшем на собрание, и
в потерянной, искривленной и ползучей усмешке на вздрагивавших губах. Глаза он тотчас же опустил и побрел, пошатываясь и всё так же улыбаясь, к Бурдовскому и Докторенку, которые стояли у выхода с террасы; он уезжал с ними.
Можно было предположить, что между ними многие и хмельные, хотя на
вид некоторые были
в франтовских и изящных костюмах; но тут же были люди и весьма странного
вида,
в странном платье, с странно воспламененными лицами; между ними было несколько военных; были и не из молодежи; были комфортно одетые,
в широко и изящно сшитом платье, с перстнями и запонками,
в великолепных смоляно-черных париках и бакенбардах и с особенно благородною, хотя несколько брезгливою осанкой
в лице, но от которых, впрочем, сторонятся
в обществе как от чумы.
Но капитан уже опомнился и уже не слушал его.
В эту минуту появившийся из толпы Рогожин быстро подхватил под руку Настасью Филипповну и повел ее за собой. С своей стороны, Рогожин казался потрясенным ужасно, был бледен и дрожал. Уводя Настасью Филипповну, он успел-таки злобно засмеяться
в глаза офицеру и с
видом торжествующего гостинодворца проговорить...
Князь смеялся; Аглая
в досаде топнула ногой. Ее серьезный
вид, при таком разговоре, несколько удивил князя. Он чувствовал отчасти, что ему бы надо было про что-то узнать, про что-то спросить, — во всяком случае, про что-то посерьезнее того, как пистолет заряжают. Но всё это вылетело у него из ума, кроме одного того, что пред ним сидит она, а он на нее глядит, а о чем бы она ни заговорила, ему
в эту минуту было бы почти всё равно.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с
видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она
в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе
в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Рогожин, видимо, понимал впечатление, которое производил; но хоть он и сбивался вначале, говорил как бы с
видом какой-то заученной развязности, но князю скоро показалось, что
в нем не было ничего заученного и даже никакого особенного смущения: если была какая неловкость
в его жестах и разговоре, то разве только снаружи;
в душе этот человек не мог измениться.
Младшая сестра ее, разевавшая рот, заснула
в следующей комнате, на сундуке, но мальчик, сын Лебедева, стоял подле Коли и Ипполита, и один
вид его одушевленного лица показывал, что он готов простоять здесь на одном месте, наслаждаясь и слушая, хоть еще часов десять сряду.
— Лучше не читать! — воскликнул вдруг Евгений Павлович, но с таким нежданным
в нем
видом беспокойства, что многим показалось это странным.
Потерявший прохожий шел уже шагах
в сорока предо мной и скоро за толпой пропал из
виду.
Я с жадностью схватился за эту новую мысль, с жадностью разбирал ее во всех ее излучинах, во всех
видах ее (я не спал всю ночь), и чем более я
в нее углублялся, чем более принимал ее
в себя, тем более я пугался.
В картине же Рогожина о красоте и слова нет; это
в полном
виде труп человека, вынесшего бесконечные муки еще до креста, раны, истязания, битье от стражи, битье от народа, когда он нес на себе крест и упал под крестом, и, наконец, крестную муку
в продолжение шести часов (так, по крайней мере, по моему расчету).
Я не
в силах подчиняться темной силе, принимающей
вид тарантула.
— Понимаю, очень понимаю. Вы очень ее… Как она вам приснилась,
в каком
виде? А впрочем, я и знать ничего не хочу, — отрезала она вдруг с досадой. — Не перебивайте меня…
— Ах, полноте, Лукьян Тимофеич, что тут отыскивать? важность не
в словах… Полагаете вы, что вы могли
в пьяном
виде выронить из кармана?