Неточные совпадения
Впрочем, было и какое-то наружное смирение, так сказать официальное, какое-то спокойное резонерство: «Мы погибший народ, — говорили они, —
не умел на воле жить, теперь ломай зеленую улицу,
поверяй ряды». […ломай зеленую улицу,
поверяй ряды.
Разумеется, я
не верил этому преступлению.
Факты были до того ясны, что невозможно было
не верить.
— Слышал я это, Сироткин, да
не верю. Ну, кого ты мог убить?
Сначала я никак
не мог этому
поверить, хотя и пришлось, наконец,
поверить очевидности.
Наш майор, кажется, действительно
верил, что А-в был замечательный художник, чуть
не Брюллов, [Брюллов К. П. (1799–1852) — русский художник, выдающийся портретист.] о котором и он слышал, но все-таки считал себя вправе лупить его по щекам, потому, дескать, что теперь ты хоть и тот же художник, но каторжный, и хоть будь ты разбрюллов, а я все-таки твой начальник, а стало быть, что захочу, то с тобою и сделаю.
Я
не верю, чтоб Петров хорошо кончил; он в какую-нибудь одну минуту всё разом кончит, и если
не пропал еще до сих пор, значит случай его
не пришел.
Как влепит два, ну
веришь иль
не веришь, я уж и
не слыхал, как два просчитали.
Мне даже несколько совестно было; хотелось уверить Петрова, что я и один умею пройти; но он этому бы
не поверил.
Я
верить не хочу, чтобы все, что я потом видел у нас, в нашем острожном театре, было выдумано нашими же арестантами.
— Ты и есть. Слышите, добрые люди,
не верит! Удивляется!
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы
не умер я перед самым концом (всего палок двести только оставалось), забили бы тут же насмерть, ну да и я
не дал себя в обиду: опять надул и опять обмер; опять
поверили, да и как
не поверить, лекарь
верит, так что на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом, так били, что в другой раз две тысячи легче, да нет, нос утри,
не забили, а отчего
не забили?
—
Не клянись, грешно. Я и слову твоему
поверю, даешь слово?
Оно, кажется, очень поразило его своею неожиданностью; он
не верил, что его накажут, до последней минуты и, когда повели его по рядам, стал кричать: «Караул!» В госпитале его положили на этот раз уже
не в нашу, а, за неимением в ней коек, в другую палату.
Арестанты легковерны, как дети; сами знают, что известие — вздор, что принес его известный болтун и «нелепый» человек — арестант Квасов, которому уже давно положили
не верить и который что ни слово, то врет, — а между тем все схватываются за известие, судят, рядят, сами себя тешат, а кончится тем, что сами на себя рассердятся, самим за себя стыдно станет, что
поверили Квасову.
Они водятся у нас и зимою, и в весьма достаточном количестве, но, начиная с весны, разводятся в таких размерах, о которых я хоть и слыхивал прежде, но,
не испытав на деле,
не хотел
верить.
Сказано было тоже, что убийца
не сознался перед судом в своем преступлении, но что, судя по рассказам людей, знавших все подробности его истории, факты были до того ясны, что невозможно было
не верить преступлению.
И тут же прибавлены слова: «Разумеется, я
не верил этому преступлению».
Как ни будь он справедлив, добр, умен, его целые годы будут ненавидеть и презирать все, целой массой; его
не поймут, а главное —
не поверят ему.
Они, очевидно,
не верили, чтоб и я тоже показывал претензию.
— Они претензию показывают, разве вы
не знаете? Им, разумеется,
не удастся: кто
поверит каторжным? Станут разыскивать зачинщиков, и если мы там будем, разумеется, на нас первых свалят обвинение в бунте. Вспомните, за что мы пришли сюда. Их просто высекут, а нас под суд. Майор нас всех ненавидит и рад погубить. Он нами сам оправдается.
Фельдфебель струхнул и даже
верить не хотел сначала.
Я было стала ей говорить, всплакнула даже тут же на постели, — отвернулась она к стене: «Молчите, говорит, дайте мне спать!» Наутро смотрю на нее, ходит, на себя непохожа; и вот,
верьте не верьте мне, перед судом Божиим скажу: не в своем уме она тогда была!
— Клянусь, Алеша, — воскликнул он со страшным и искренним гневом на себя, —
верь не верь, но вот как Бог свят, и что Христос есть Господь, клянусь, что я хоть и усмехнулся сейчас ее высшим чувствам, но знаю, что я в миллион раз ничтожнее душой, чем она, и что эти лучшие чувства ее — искренни, как у небесного ангела!
Аглая Ивановна вспыхнула и,
верьте не верьте, немножко даже потерялась, оттого ли, что я тут был, или просто увидав Гаврилу Ардалионовича, потому что уж ведь слишком хорош, но только вся вспыхнула и дело кончила в одну секунду, очень смешно: привстала, ответила на поклон Гаврилы Ардалионовича, на заигрывающую улыбку Варвары Ардалионовны и вдруг отрезала: «Я только затем, чтобы вам выразить лично мое удовольствие за ваши искренние и дружелюбные чувства, и если буду в них нуждаться, то, поверьте…».
Неточные совпадения
Городничий.
Не могу
верить: изволите шутить, ваше превосходительство!
Городничий.
Не смею
верить, недостоин такой чести.
Городничий.
Не верьте,
не верьте! Это такие лгуны… им вот эдакой ребенок
не поверит. Они уж и по всему городу известны за лгунов. А насчет мошенничества, осмелюсь доложить: это такие мошенники, каких свет
не производил.
Городничий.
Не могу
верить, ваше превосходительство!
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я
не знаю, как могло начальство
поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно.
Не прикажете ли, я все это изложу лучше на бумаге?