Неточные совпадения
Петрушка, перемигиваясь с извозчиком и с кое-какими зеваками, усадил своего
барина в карету; непривычным голосом и едва сдерживая дурацкий смех, крикнул: «Пошел!», вскочил на запятки, и все это, с
шумом и громом, звеня и треща, покатилось на Невский проспект.
— Я, Крестьян Иванович, — стал продолжать
господин Голядкин все в прежнем тоне, немного раздраженный и озадаченный крайним упорством Крестьяна Ивановича, — я, Крестьян Иванович, люблю спокойствие, а не светский
шум.
Господин Голядкин оглянулся кругом, — ничего, все тихо; слышен лишь скрип перьев,
шум переворачиваемых листов и говор в уголках поотдаленнее от седалища Андрея Филипповича.
— Что же это за ветры такие здесь подувают и что означает этот новый крючок?» В то самое время, как потерянный и полуубитый герой наш готовился было разрешить этот новый вопрос, в соседней комнате послышался
шум, обнаружилось какое-то деловое движение, дверь отворилась, и Андрей Филиппович, только что перед тем отлучившийся по делам в кабинет его превосходительства, запыхавшись, появился в дверях и кликнул
господина Голядкина.
Послышался
шум…
господин Голядкин съежился и прыгнул за печку.
В голове зазвонило у
господина Голядкина, в глазах потемнело; ему показалось, что бездна, целая вереница совершенно подобных Голядкиных с
шумом вламываются во все двери комнаты; но было поздно…
Двери в залу растворились с
шумом, и на пороге показался человек, которого один вид оледенил
господина Голядкина.
Господин Голядкин слышал ясно, как все, что ни было в зале, ринулось вслед за ним, как все теснились, давили друг друга и все вместе, в голос, начинали повторять за
господином Голядкиным: «что это ничего; что не бойтесь, Яков Петрович, что это ведь старинный друг и знакомец ваш, Крестьян Иванович Рутеншпиц…» Наконец вышли на парадную, ярко освещенную лестницу; на лестнице была тоже куча народа; с
шумом растворились двери на крыльцо, и
господин Голядкин очутился на крыльце вместе с Крестьяном Ивановичем.
— Я надеюсь, что здесь нет ничего… ничего предосудительного… или могущего возбудить строгость… и внимание всех, касательно официальных отношений моих? — проговорил, потерявшись, герой наш. Говор и
шум поднялся кругом; все отрицательно закивали головами своими. Слезы брызнули из глаз
господина Голядкина.
Неточные совпадения
Нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство любви, — даже сомнительно, чтобы
господа такого рода, то есть не так чтобы толстые, однако ж и не то чтобы тонкие, способны были к любви; но при всем том здесь было что-то такое странное, что-то в таком роде, чего он сам не мог себе объяснить: ему показалось, как сам он потом сознавался, что весь бал, со всем своим говором и
шумом, стал на несколько минут как будто где-то вдали; скрыпки и трубы нарезывали где-то за горами, и все подернулось туманом, похожим на небрежно замалеванное поле на картине.
Хотя все сундуки были еще на ее руках и она не переставала рыться в них, перекладывать, развешивать, раскладывать, но ей недоставало
шуму и суетливости барского, обитаемого
господами, деревенского дома, к которым она с детства привыкла.
— Никакой
шум и драки у меня не буль,
господин капитэн, — затараторила она вдруг, точно горох просыпали, с крепким немецким акцентом, хотя и бойко по-русски, — и никакой, никакой шкандаль, а они пришоль пьян, и это я все расскажит,
господин капитэн, а я не виноват… у меня благородный дом,
господин капитэн, и благородное обращение,
господин капитэн, и я всегда, всегда сама не хотель никакой шкандаль.
К довершению всего, мужики начали между собою ссориться: братья требовали раздела, жены их не могли ужиться в одном доме; внезапно закипала драка, и все вдруг поднималось на ноги, как по команде, все сбегалось перед крылечко конторы, лезло к
барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовало суда и расправы; возникал
шум, вопль, бабий хныкающий визг вперемежку с мужскою бранью.
— Эй,
барин, ходи веселей! — крикнули за его спиной. Не оглядываясь, Самгин почти побежал. На разъезде было очень шумно, однако казалось, что железный
шум торопится исчезнуть в холодной, всепоглощающей тишине. В коридоре вагона стояли обер-кондуктор и жандарм, дверь в купе заткнул собою поручик Трифонов.