Неточные совпадения
— Ах, Алексей Федорович, это, конечно, правда, и в
полтора года вы
тысячу раз с ней поссоритесь и разойдетесь.
Все, что ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры тебе была дороже всего еще тогда,
полторы тысячи лет назад.
«Помните того парня, господа, что убил купца Олсуфьева, ограбил на
полторы тысячи и тотчас же пошел, завился, а потом, не припрятав даже хорошенько денег, тоже почти в руках неся, отправился к девицам».
— С этими восьмьюстами было, стало быть, всего у вас первоначально около
полутора тысяч?
— Э, к черту пять часов того дня и собственное признание мое, не в том теперь дело! Эти деньги были мои, мои, то есть краденые мои… не мои то есть, а краденые, мною украденные, и их было
полторы тысячи, и они были со мной, все время со мной…
А надо лишь то, что она призвала меня месяц назад, выдала мне три
тысячи, чтоб отослать своей сестре и еще одной родственнице в Москву (и как будто сама не могла послать!), а я… это было именно в тот роковой час моей жизни, когда я… ну, одним словом, когда я только что полюбил другую, ее, теперешнюю, вон она у вас теперь там внизу сидит, Грушеньку… я схватил ее тогда сюда в Мокрое и прокутил здесь в два дня половину этих проклятых трех
тысяч, то есть
полторы тысячи, а другую половину удержал на себе.
Ну вот эти
полторы тысячи, которые я удержал, я и носил с собой на шее, вместо ладонки, а вчера распечатал и прокутил.
Сдача в восемьсот рублей у вас теперь в руках, Николай Парфенович, это сдача со вчерашних
полутора тысяч.
— Позвольте, как же это, ведь вы прокутили тогда здесь месяц назад три
тысячи, а не
полторы, все это знают?
— Правда, говорил, всему городу говорил, и весь город говорил, и все так считали, и здесь, в Мокром, так же все считали, что три
тысячи. Только все-таки я прокутил не три, а
полторы тысячи, а другие
полторы зашил в ладонку; вот как дело было, господа, вот откуда эти вчерашние деньги…
— Позвольте спросить, — проговорил наконец прокурор, — не объявляли ли вы хоть кому-нибудь об этом обстоятельстве прежде… то есть что
полторы эти
тысячи оставили тогда же, месяц назад, при себе?
А потому и удивляет меня слишком, что вы придавали до сих пор, то есть до самой настоящей минуты, такую необычайную тайну этим отложенным, по вашим словам,
полутора тысячам, сопрягая с вашею тайной этою какой-то даже ужас…
— Не в
полутора тысячах заключался позор, а в том, что эти
полторы тысячи я отделил от тех трех
тысяч, — твердо произнес Митя.
Теперь второй, еще выгоднейший случай, следите за мной, а то я, пожалуй, опять собьюсь — как-то голова кружится, — итак, второй случай: прокучиваю я здесь только
полторы тысячи из трех, то есть половину.
Именно для чего, собственно, припрятали, на что хотели, собственно, эти отделенные
полторы тысячи употребить?
Все время, пока я носил эти
полторы тысячи, зашитые на груди, я каждый день и каждый час говорил себе: «Ты вор, ты вор!» Да я оттого и свирепствовал в этот месяц, оттого и дрался в трактире, оттого и отца избил, что чувствовал себя вором!
Я даже Алеше, брату моему, не решился и не посмел открыть про эти
полторы тысячи: до того чувствовал, что подлец и мазурик!
А именно потому, что ты можешь завтра пойти и отдать эти
полторы тысячи Кате.
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти
полторы тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
— Извольте-с, это дело должно объясниться и еще много к тому времени впереди, но пока рассудите: у нас, может быть, десятки свидетельств о том, что вы именно сами распространяли и даже кричали везде о трех
тысячах, истраченных вами, о трех, а не о
полутора, да и теперь, при появлении вчерашних денег, тоже многим успели дать знать, что денег опять привезли с собою три
тысячи…
— Видите, я действительно, помнится, как-то утащил один чепчик на тряпки, а может, перо обтирать. Взял тихонько, потому никуда не годная тряпка, лоскутки у меня валялись, а тут эти
полторы тысячи, я взял и зашил… Кажется, именно в эти тряпки зашил. Старая коленкоровая дрянь,
тысячу раз мытая.
Отметим лишь одно, что главнейший пункт, на который обращалось все внимание допрашивавших, преимущественно был все тот же самый вопрос о трех
тысячах, то есть было ли их три или
полторы в первый раз, то есть в первый кутеж Дмитрия Федоровича здесь в Мокром, месяц назад, и было ли их три или
полторы тысячи вчера, во второй кутеж Дмитрия Федоровича.
— Больше
тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а на глаз, помню, многим больше было, чем
полторы тысячи… Куды
полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
На вопрос прокурора: где же бы он взял остальные две
тысячи триста, чтоб отдать завтра пану, коли сам утверждает, что у него было всего только
полторы тысячи, а между тем заверял пана своим честным словом, Митя твердо ответил, что хотел предложить «полячишке» назавтра не деньги, а формальный акт на права свои по имению Чермашне, те самые права, которые предлагал Самсонову и Хохлаковой.
Таким образом, предположение о том, что истрачены были лишь
полторы тысячи, а другие отложены в ладонку, становилось немыслимым.
Моя мысль мне показалась тогда глупою, а он именно, может быть, тогда указывал на эту ладонку, в которой зашиты были эти
полторы тысячи!..»
Именно он на эту ладонку указывал как на то, что у него есть средства, но что он не отдаст эти
полторы тысячи!
Митя подтвердил, что именно все так и было, что он именно указывал на свои
полторы тысячи, бывшие у него на груди, сейчас пониже шеи, и что, конечно, это был позор, «позор, от которого не отрекаюсь, позорнейший акт во всей моей жизни! — вскричал Митя.
Важно и характерно было именно то обстоятельство, что отыскался хоть один лишь факт, хоть одно лишь, положим самое мелкое, доказательство, почти только намек на доказательство, но которое все же хоть капельку свидетельствовало, что действительно существовала эта ладонка, что были в ней
полторы тысячи и что подсудимый не лгал на предварительном следствии, когда в Мокром объявил, что эти
полторы тысячи «были мои».
При первом же соблазне — ну хоть чтоб опять чем потешить ту же новую возлюбленную, с которой уже прокутил первую половину этих же денег, — он бы расшил свою ладонку и отделил от нее, ну, положим, на первый случай хоть только сто рублей, ибо к чему-де непременно относить половину, то есть
полторы тысячи, довольно и
тысячи четырехсот рублей — ведь все то же выйдет: „подлец, дескать, а не вор, потому что все же хоть
тысячу четыреста рублей да принес назад, а вор бы все взял и ничего не принес“.
«Измученный, осмеянный, голодный, продавший часы на это путешествие (имея, однако, на себе
полторы тысячи рублей — и будто, о, будто!), мучаясь ревностью по оставленному в городе предмету любви, подозревая, что она без него уйдет к Федору Павловичу, он возвращается наконец в город.
Мало того, когда он уверял потом следователя, что отделил
полторы тысячи в ладонку (которой никогда не бывало), то, может быть, и выдумал эту ладонку, тут же мгновенно, именно потому, что два часа пред тем отделил половину денег и спрятал куда-нибудь там в Мокром, на всякий случай, до утра, только чтобы не хранить на себе, по внезапно представившемуся вдохновению.
Осмотр гневит его, но и ободряет: всех трех
тысяч не разыскали, разысканы только
полторы.
Часов через пять он был арестован, на нем, кроме пятнадцати рублей, которые он уже успел истратить, нашли все эти
полторы тысячи.
„Так, скажут, но ведь он в ту же ночь кутил, сорил деньгами, у него обнаружено
полторы тысячи рублей — откуда же он взял их?“ Но ведь именно потому, что обнаружено было всего только
полторы тысячи, а другой половины суммы ни за что не могли отыскать и обнаружить, именно тем и доказывается, что эти деньги могли быть совсем не те, совсем никогда не бывшие ни в каком пакете.
И заметьте, ведь уничтожься только это одно предположение, то есть что спрятано в Мокром, — и все обвинение в грабеже взлетает на воздух, ибо где же, куда же девались тогда эти
полторы тысячи?
Скажут: „Все-таки он не умел объяснить, где взял эти
полторы тысячи, которые на нем обнаружены, кроме того, все знали, что до этой ночи у него не было денег“.
И вот у него рождается мысль, что эти же
полторы тысячи, которые он продолжает носить на себе в этой ладонке, он придет, положит пред госпожою Верховцевой и скажет ей: «Я подлец, но не вор».
И вот, стало быть, уже двойная причина хранить эти
полторы тысячи как зеницу ока, отнюдь не расшивать ладонку и не отколупывать по сту рублей.
— Трифон-то, — заговорил суетливо Митя, — Борисыч-то, говорят, весь свой постоялый двор разорил: половицы подымает, доски отдирает, всю «галдарею», говорят, в щепки разнес — все клада ищет, вот тех самых денег,
полторы тысячи, про которые прокурор сказал, что я их там спрятал. Как приехал, так, говорят, тотчас и пошел куролесить. Поделом мошеннику! Сторож мне здешний вчера рассказал; он оттудова.