Неточные совпадения
Федор Павлович, например, начал почти что
ни с чем, помещик он был самый маленький, бегал обедать по чужим столам, норовил в приживальщики, а между
тем в момент кончины его у него оказалось до ста тысяч рублей чистыми деньгами.
Что же до обоюдной любви,
то ее вовсе, кажется, не было —
ни со стороны невесты,
ни с его стороны, несмотря даже на красивость Аделаиды Ивановны.
Кажется, родитель ему и тогда не понравился; пробыл он у него недолго и уехал поскорей, успев лишь получить от него некоторую сумму и войдя
с ним в некоторую сделку насчет дальнейшего получения доходов
с имения, которого (факт достопримечательный)
ни доходности,
ни стоимости он в
тот раз от Федора Павловича так и не добился.
Петр Александрович Миусов, человек насчет денег и буржуазной честности весьма щекотливый, раз, впоследствии, приглядевшись к Алексею, произнес о нем следующий афоризм: «Вот, может быть, единственный человек в мире, которого оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он
ни за что не погибнет и не умрет
с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят,
то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а, может быть, напротив, почтут за удовольствие».
Вопрос для нашего монастыря был важный, так как монастырь наш ничем особенно не был до
тех пор знаменит: в нем не было
ни мощей святых угодников,
ни явленных чудотворных икон, не было даже славных преданий, связанных
с нашею историей, не числилось за ним исторических подвигов и заслуг отечеству.
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между
тем я двух дней не в состоянии прожить
ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как
ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей пришлю, оставайся, если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к отцу игумену, надо извиниться в
том, что мы
с вами там накутили…
«По крайней мере монахи-то уж тут не виноваты
ни в чем, — решил он вдруг на крыльце игумена, — а если и тут порядочный народ (этот отец Николай игумен тоже, кажется, из дворян),
то почему же не быть
с ними милым, любезным и вежливым?..
Но
тем и кончились раз навсегда побои и не повторялись более
ни разу во всю жизнь, да и Марфа Игнатьевна закаялась
с тех пор танцевать.
С тех пор многие годы он
ни разу о своем ребенке не упомянул, да и Марфа Игнатьевна
ни разу при нем про ребенка своего не вспоминала, а когда
с кем случалось говорить о своем «деточке»,
то говорила шепотом, хотя бы тут и не было Григория Васильевича.
Думала, бедняжка, что я завтра за ней приеду и предложение сделаю (меня ведь, главное, за жениха ценили); а я
с ней после
того ни слова, пять месяцев
ни полслова.
Главное,
то чувствовал, что «Катенька» не
то чтобы невинная институтка такая, а особа
с характером, гордая и в самом деле добродетельная, а пуще всего
с умом и образованием, а у меня
ни того,
ни другого.
Веришь ли, никогда этого у меня
ни с какой не бывало,
ни с единою женщиной, чтобы в этакую минуту я на нее глядел
с ненавистью, — и вот крест кладу: я на эту глядел тогда секунды три или пять со страшною ненавистью, —
с тою самою ненавистью, от которой до любви, до безумнейшей любви — один волосок!
— Вы переждите, Григорий Васильевич, хотя бы самое даже малое время-с, и прослушайте дальше, потому что я всего не окончил. Потому в самое
то время, как я Богом стану немедленно проклят-с, в самый,
тот самый высший момент-с, я уже стал все равно как бы иноязычником, и крещение мое
с меня снимается и
ни во что вменяется, — так ли хоть это-с?
Что же, Григорий Васильевич, коли я неверующий, а вы столь верующий, что меня беспрерывно даже ругаете,
то попробуйте сами-с сказать сей горе, чтобы не
то чтобы в море (потому что до моря отсюда далеко-с), но даже хоть в речку нашу вонючую съехала, вот что у нас за садом течет,
то и увидите сами в
тот же момент, что ничего не съедет-с, а все останется в прежнем порядке и целости, сколько бы вы
ни кричали-с.
Но ведь до мук и не дошло бы тогда-с, потому стоило бы мне в
тот же миг сказать сей горе: двинься и подави мучителя,
то она бы двинулась и в
тот же миг его придавила, как таракана, и пошел бы я как
ни в чем не бывало прочь, воспевая и славя Бога.
Но знай, что бы я
ни сделал прежде, теперь или впереди, — ничто, ничто не может сравниться в подлости
с тем бесчестием, которое именно теперь, именно в эту минуту ношу вот здесь на груди моей, вот тут, тут, которое действует и совершается и которое я полный хозяин остановить, могу остановить или совершить, заметь это себе!
Противник этот был чрезвычайно опасный, несмотря на
то, что он, как молчальник, почти и не говорил
ни с кем
ни слова.
Время же уходило: мысль об отходившем старце
ни на минуту,
ни на секунду не оставляла его
с того часа, как он вышел из монастыря.
Убедительнейше, однако, прошу, чтобы вы им про меня и про
то, что я сообщил, ничего не говорили-с, ибо они
ни за что убьют-с.
А я тебе,
с своей стороны, за это тоже одно обещание дам: когда к тридцати годам я захочу «бросить кубок об пол»,
то, где б ты
ни был, я таки приду еще раз переговорить
с тобою… хотя бы даже из Америки, это ты знай.
Так вот теперь это взямши, рассудите сами, Иван Федорович, что тогда
ни Дмитрию Федоровичу,
ни даже вам-с
с братцем вашим Алексеем Федоровичем уж ничего-то ровно после смерти родителя не останется,
ни рубля-с, потому что Аграфена Александровна для
того и выйдут за них, чтобы все на себя отписать и какие
ни на есть капиталы на себя перевести-с.
— Совершенно верно-с… — пробормотал уже пресекшимся голосом Смердяков, гнусно улыбаясь и опять судорожно приготовившись вовремя отпрыгнуть назад. Но Иван Федорович вдруг, к удивлению Смердякова, засмеялся и быстро прошел в калитку, продолжая смеяться. Кто взглянул бы на его лицо,
тот наверно заключил бы, что засмеялся он вовсе не оттого, что было так весело. Да и сам он
ни за что не объяснил бы, что было тогда
с ним в
ту минуту. Двигался и шел он точно судорогой.
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему
с необыкновенным уважением, хотя, может быть,
ни с кем во всю жизнь свою не сказал менее слов, как
с ним, несмотря на
то, что когда-то многие годы провел в странствованиях
с ним вдвоем по всей святой Руси.
Вспоминая
тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде,
с новыми, как бы новые
ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закат его, длинные косые лучи его, а
с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые образы изо всей долгой и благословенной жизни — а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!
Он думал только о
том, что что бы там
ни вышло и как бы дело
ни обернулось, а надвигавшаяся окончательная сшибка его
с Федором Павловичем слишком близка и должна разрешиться раньше всего другого.
О, тотчас же увезет как можно, как можно дальше, если не на край света,
то куда-нибудь на край России, женится там на ней и поселится
с ней incognito, [тайно (лат.).] так чтоб уж никто не знал об них вовсе,
ни здесь,
ни там и нигде.
Главное
то было нестерпимо обидно, что вот он, Митя, стоит над ним со своим неотложным делом, столько пожертвовав, столько бросив, весь измученный, а этот тунеядец, «от которого зависит теперь вся судьба моя, храпит как
ни в чем не бывало, точно
с другой планеты».
Чиновник
с радостью стал уговаривать его совсем продать, но Митя не согласился, и
тот выдал ему десять рублей, заявив, что процентов не возьмет
ни за что.
Эта докторша была одних лет
с Анной Федоровной и большая ее приятельница, сам же доктор вот уже
с год заехал куда-то сперва в Оренбург, а потом в Ташкент, и уже
с полгода как от него не было
ни слуху
ни духу, так что если бы не дружба
с госпожою Красоткиной, несколько смягчавшая горе оставленной докторши,
то она решительно бы истекла от этого горя слезами.
—
То есть не смешной, это ты неправильно. В природе ничего нет смешного, как бы там
ни казалось человеку
с его предрассудками. Если бы собаки могли рассуждать и критиковать,
то наверно бы нашли столько же для себя смешного, если не гораздо больше, в социальных отношениях между собою людей, их повелителей, — если не гораздо больше; это я повторяю потому, что я твердо уверен, что глупостей у нас гораздо больше. Это мысль Ракитина, мысль замечательная. Я социалист, Смуров.
— Ни-че-го! — пролепетал он ему тихо, не
то ободряя его, не
то сам не зная, зачем это сказал.
С минутку опять помолчали.
Илюша же и говорить не мог. Он смотрел на Колю своими большими и как-то ужасно выкатившимися глазами,
с раскрытым ртом и побледнев как полотно. И если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять такая минута на здоровье больного мальчика,
то ни за что бы не решился выкинуть такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь один Алеша. Что же до штабс-капитана,
то он весь как бы обратился в самого маленького мальчика.
— То-то; Феня, Феня, кофею! — крикнула Грушенька. — Он у меня уж давно кипит, тебя ждет, да пирожков принеси, да чтобы горячих. Нет, постой, Алеша, у меня
с этими пирогами сегодня гром вышел. Понесла я их к нему в острог, а он, веришь ли, назад мне их бросил, так и не ел. Один пирог так совсем на пол кинул и растоптал. Я и сказала: «Сторожу оставлю; коли не съешь до вечера, значит, тебя злость ехидная кормит!» —
с тем и ушла. Опять ведь поссорились, веришь
тому. Что
ни приду, так и поссоримся.
— Зачем ко мне. В дом их ждал, потому сумления для меня уже не было никакого в
том, что они в эту самую ночь прибудут, ибо им, меня лишимшись и никаких сведений не имемши, беспременно приходилось самим в дом влезть через забор-с, как они умели-с, и что
ни есть совершить.
Доктор, выслушав и осмотрев его, заключил, что у него вроде даже как бы расстройства в мозгу, и нисколько не удивился некоторому признанию, которое
тот с отвращением, однако, сделал ему. «Галлюцинации в вашем состоянии очень возможны, — решил доктор, — хотя надо бы их и проверить… вообще же необходимо начать лечение серьезно, не теряя
ни минуты, не
то будет плохо».
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда,
с некоторым удивлением спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец, мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник,
тем более мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных, были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно быть, старых жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда не прочитавшие
ни одной книги.
Замечу кстати, что этот вопрос — действительно ли Федор Павлович недоплатил чего Мите? — прокурор
с особенною настойчивостью предлагал потом и всем
тем свидетелям, которым мог его предложить, не исключая
ни Алеши,
ни Ивана Федоровича, но
ни от кого из свидетелей не получил никакого точного сведения; все утверждали факт, и никто не мог представить хоть сколько-нибудь ясного доказательства.
«Ну так возвратили вы тогда эти сто рублей господину Карамазову или нет?» Трифон Борисович как
ни вилял, но после допроса мужиков в найденной сторублевой сознался, прибавив только, что Дмитрию Федоровичу тогда же свято все возвратил и вручил «по самой честности, и что вот только оне сами, будучи в
то время совсем пьяными-с, вряд ли это могут припомнить».
Иногда же говорила так, как будто летела в какую-то пропасть: «все-де равно, что бы
ни вышло, а я все-таки скажу…» Насчет знакомства своего
с Федором Павловичем она резко заметила: «Всё пустяки, разве я виновата, что он ко мне привязался?» А потом через минуту прибавила: «Я во всем виновата, я смеялась над
тем и другим — и над стариком, и над этим — и их обоих до
того довела.
В
тот вечер, когда было написано это письмо, напившись в трактире «Столичный город», он, против обыкновения, был молчалив, не играл на биллиарде, сидел в стороне,
ни с кем не говорил и лишь согнал
с места одного здешнего купеческого приказчика, но это уже почти бессознательно, по привычке к ссоре, без которой, войдя в трактир, он уже не мог обойтись.
Во все эти два месяца,
с той самой роковой для него ночи, он ничего не разъяснил,
ни одного объяснительного реального обстоятельства к прежним фантастическим показаниям своим не прибавил; все это, дескать, мелочи, а вы верьте на честь!
Но зазвонил колокольчик. Присяжные совещались ровно час,
ни больше,
ни меньше. Глубокое молчание воцарилось, только что уселась снова публика. Помню, как присяжные вступили в залу. Наконец-то! Не привожу вопросов по пунктам, да я их и забыл. Я помню лишь ответ на первый и главный вопрос председателя,
то есть «убил ли
с целью грабежа преднамеренно?» (текста не помню). Все замерло. Старшина присяжных, именно
тот чиновник, который был всех моложе, громко и ясно, при мертвенной тишине залы, провозгласил...
О, Алеша знал и еще одну ужасную причину ее теперешней муки, как
ни скрывала она ее от него во все эти дни после осуждения Мити; но ему почему-то было бы слишком больно, если б она до
того решилась пасть ниц, что заговорила бы
с ним сама, теперь, сейчас, и об этой причине.
— Для
того и нужно сейчас, чтоб вы там
ни с кем не встретились. Никого не будет, верно говорю. Мы будем ждать, — настойчиво заключил он и вышел из комнаты.
И что бы там
ни случилось
с нами потом в жизни, хотя бы мы и двадцать лет потом не встречались, — все-таки будем помнить о
том, как мы хоронили бедного мальчика, в которого прежде бросали камни, помните, там у мостика-то? — а потом так все его полюбили.