Неточные совпадения
Николай Парфенович слушал и тоже смеялся.
Прокурор хоть и не смеялся, но зорко, не спуская глаз, разглядывал Митю, как бы не желая упустить ни малейшего словечка, ни малейшего движения его, ни малейшего сотрясения малейшей черточки в
лице его.
У
прокурора и следователя даже
лица вытянулись, не того совсем они ожидали.
Прокурор же показался мне, да и не мне, а всем, очень уж как-то бледным, почти с зеленым
лицом, почему-то как бы внезапно похудевшим в одну, может быть, ночь, потому что я всего только третьего дня видел его совсем еще в своем виде.
Когда
прокурор передавал о ней мнение Ракитина, в
лице его выразилась презрительная и злобная улыбка, и он довольно слышно проговорил: «Бернары!» Когда же Ипполит Кириллович сообщал о том, как он допрашивал и мучил его в Мокром, Митя поднял голову и прислушивался со страшным любопытством.
В том месте, где муж героини едет в деревню к своей любовнице, и даже описывается самое свидание это, — Виссарион посмотрел на сестру, а потом — на брата; та немножко сконфузилась при этом, а по
лицу прокурора трудно было догадаться, что он думал.
Неточные совпадения
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые
лица:
прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
В то время, когда Самосвистов подвизался в
лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губернатору дал знать стороною, что
прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> секретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доносит, — и всех привел в такое положение, что к нему должны были обратиться за советами.
— Кстати, о девочках, — болтал Тагильский, сняв шляпу, обмахивая ею
лицо свое. — На днях я был в компании с товарищем
прокурора — Кучиным, Кичиным? Помните керосиновый скандал с девицей Ветровой, — сожгла себя в тюрьме, — скандал, из которого пытались сделать историю? Этому Кичину приписывалось неосторожное обращение с Ветровой, но, кажется, это чепуха, он — не ветреник.
Он сильно изменился в сравнении с тем, каким Самгин встретил его здесь в Петрограде:
лицо у него как бы обтаяло, высохло, покрылось серой паутиной мелких морщин. Можно было думать, что у него повреждена шея, — голову он держал наклоня и повернув к левому плечу, точно прислушивался к чему-то, как встревоженная птица. Но острый блеск глаз и задорный, резкий голос напомнил Самгину Тагильского товарищем
прокурора, которому поручено какое-то особенное расследование темного дела по убийству Марины Зотовой.
За нею уже ухаживал седой артиллерист, генерал, вдовец, стройный и красивый, с умными глазами, ухаживал товарищ
прокурора Ипполитов, маленький человечек с черными усами на смуглом
лице, веселый и ловкий.