Неточные совпадения
Явясь по двадцатому году к отцу, положительно в вертеп грязного разврата, он, целомудренный и чистый, лишь молча удалялся, когда глядеть было нестерпимо, но без малейшего вида презрения или осуждения
кому бы то
ни было.
Надо заметить, что Алеша, живя тогда в монастыре, был еще ничем не связан, мог выходить куда угодно хоть на целые дни, и если носил свой подрясник, то добровольно, чтобы
ни от
кого в монастыре не отличаться.
Убеждение же в том, что старец, почивши, доставит необычайную славу монастырю, царило в душе Алеши, может быть, даже сильнее, чем у
кого бы то
ни было в монастыре.
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить
ни с
кем в одной комнате, о чем знаю из опыта.
— Это что же он в ноги-то, это эмблема какая-нибудь? — попробовал было разговор начать вдруг почему-то присмиревший Федор Павлович,
ни к
кому, впрочем, не осмеливаясь обратиться лично. Они все выходили в эту минуту из ограды скита.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил,
ни в сем веке,
ни в будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от
кого?
В нем симпатия к этой несчастной обратилась во что-то священное, так что и двадцать лет спустя он бы не перенес, от
кого бы то
ни шло, даже худого намека о ней и тотчас бы возразил обидчику.
С тех пор многие годы он
ни разу о своем ребенке не упомянул, да и Марфа Игнатьевна
ни разу при нем про ребенка своего не вспоминала, а когда с
кем случалось говорить о своем «деточке», то говорила шепотом, хотя бы тут и не было Григория Васильевича.
Одному барчонку пришел вдруг в голову совершенно эксцентрический вопрос на невозможную тему: «Можно ли, дескать, хотя
кому бы то
ни было, счесть такого зверя за женщину, вот хоть бы теперь, и проч.».
— Я потому так ждала вас, что от вас от одного могу теперь узнать всю правду —
ни от
кого больше!
— Совершенно верно-с… — пробормотал уже пресекшимся голосом Смердяков, гнусно улыбаясь и опять судорожно приготовившись вовремя отпрыгнуть назад. Но Иван Федорович вдруг, к удивлению Смердякова, засмеялся и быстро прошел в калитку, продолжая смеяться.
Кто взглянул бы на его лицо, тот наверно заключил бы, что засмеялся он вовсе не оттого, что было так весело. Да и сам он
ни за что не объяснил бы, что было тогда с ним в ту минуту. Двигался и шел он точно судорогой.
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему с необыкновенным уважением, хотя, может быть,
ни с
кем во всю жизнь свою не сказал менее слов, как с ним, несмотря на то, что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей святой Руси.
Вспоминаю с удивлением, что отомщение сие и гнев мой были мне самому до крайности тяжелы и противны, потому что, имея характер легкий, не мог подолгу
ни на
кого сердиться, а потому как бы сам искусственно разжигал себя и стал наконец безобразен и нелеп.
Сам я в последние дни никуда не выходил, а потому и узнать не мог
ни от
кого.
Захочу, и не пойду я теперь никуда и
ни к
кому, захочу — завтра же отошлю Кузьме все, что он мне подарил, и все деньги его, а сама на всю жизнь работницей поденной пойду!..
Никакой мести
ни к
кому не было в душе его, даже к Самсонову.
— Нет, и я, и я пойду смотреть, — воскликнул Калганов, самым наивным образом отвергая предложение Грушеньки посидеть с ним. И все направились смотреть. Максимов действительно свой танец протанцевал, но, кроме Мити, почти
ни в
ком не произвел особенного восхищения. Весь танец состоял в каких-то подпрыгиваниях с вывертыванием в стороны ног, подошвами кверху, и с каждым прыжком Максимов ударял ладонью по подошве. Калганову совсем не понравилось, а Митя даже облобызал танцора.
Его попросили выйти опять в «ту комнату». Митя вышел хмурый от злобы и стараясь
ни на
кого не глядеть. В чужом платье он чувствовал себя совсем опозоренным, даже пред этими мужиками и Трифоном Борисовичем, лицо которого вдруг зачем-то мелькнуло в дверях и исчезло. «На ряженого заглянуть приходил», — подумал Митя. Он уселся на своем прежнем стуле. Мерещилось ему что-то кошмарное и нелепое, казалось ему, что он не в своем уме.
И чувствует он еще, что подымается в сердце его какое-то никогда еще не бывалое в нем умиление, что плакать ему хочется, что хочет он всем сделать что-то такое, чтобы не плакало больше дитё, не плакала бы и черная иссохшая мать дити, чтоб не было вовсе слез от сей минуты
ни у
кого и чтобы сейчас же, сейчас же это сделать, не отлагая и несмотря
ни на что, со всем безудержем карамазовским.
Но сам Красоткин, когда Смуров отдаленно сообщил ему, что Алеша хочет к нему прийти «по одному делу», тотчас же оборвал и отрезал подход, поручив Смурову немедленно сообщить «Карамазову», что он сам знает, как поступать, что советов
ни от
кого не просит и что если пойдет к больному, то сам знает, когда пойти, потому что у него «свой расчет».
Но Смарагдова
ни у
кого, кроме Коли, не было.
Я тогда, как в этот погреб полез, то в страхе был и в сумлении; потому больше в страхе, что был вас лишимшись и
ни от
кого уже защиты не ждал в целом мире.
— Чтоб убить — это вы сами
ни за что не могли-с, да и не хотели, а чтобы хотеть, чтобы другой
кто убил, это вы хотели.
О Смердякове он не расспрашивал больше
ни у
кого, но слышал мельком, раза два, что тот очень болен и не в своем рассудке.
Я ведь знаю, тут есть секрет, но секрет мне
ни за что не хотят открыть, потому что я, пожалуй, тогда, догадавшись, в чем дело, рявкну «осанну», и тотчас исчезнет необходимый минус и начнется во всем мире благоразумие, а с ним, разумеется, и конец всему, даже газетам и журналам, потому что
кто ж на них тогда станет подписываться.
Замечу кстати, что этот вопрос — действительно ли Федор Павлович недоплатил чего Мите? — прокурор с особенною настойчивостью предлагал потом и всем тем свидетелям, которым мог его предложить, не исключая
ни Алеши,
ни Ивана Федоровича, но
ни от
кого из свидетелей не получил никакого точного сведения; все утверждали факт, и никто не мог представить хоть сколько-нибудь ясного доказательства.
«Видели ли вы его сами — вы, столь многолетне приближенный к вашему барину человек?» Григорий ответил, что не видел, да и не слыхал о таких деньгах вовсе
ни от
кого, «до самых тех пор, как вот зачали теперь все говорить».
Насчет же того особого пункта, остался ли что-нибудь должен Федор Павлович Мите при расчете по имению — даже сам Ракитин не мог ничего указать и отделался лишь общими местами презрительного характера: «
кто, дескать, мог бы разобрать из них виноватого и сосчитать,
кто кому остался должен при бестолковой карамазовщине, в которой никто себя не мог
ни понять,
ни определить?» Всю трагедию судимого преступления он изобразил как продукт застарелых нравов крепостного права и погруженной в беспорядок России, страдающей без соответственных учреждений.
Иван Федорович приблизился как-то удивительно медленно,
ни на
кого не глядя и опустив даже голову, точно о чем-то нахмуренно соображая.
Ибо если в его тройку впрячь только его же героев, Собакевичей, Ноздревых и Чичиковых, то
кого бы
ни посадить ямщиком,
ни до чего путного на таких конях не доедешь!
Ни в пьяном кутеже по трактирам,
ни тогда, когда ему пришлось лететь из города доставать бог знает у
кого деньги, необходимейшие ему, чтоб увезть свою возлюбленную от соблазнов соперника, отца своего, — он не осмеливается притронуться к этой ладонке.
Обозначив в порядке все, что известно было судебному следствию об имущественных спорах и семейных отношениях отца с сыном, и еще, и еще раз выведя заключение, что, по известным данным, нет
ни малейшей возможности определить в этом вопросе о дележе наследства,
кто кого обсчитал или
кто на
кого насчитал, Ипполит Кириллович по поводу этих трех тысяч рублей, засевших в уме Мити как неподвижная идея, упомянул об медицинской экспертизе.
В тот вечер, когда было написано это письмо, напившись в трактире «Столичный город», он, против обыкновения, был молчалив, не играл на биллиарде, сидел в стороне,
ни с
кем не говорил и лишь согнал с места одного здешнего купеческого приказчика, но это уже почти бессознательно, по привычке к ссоре, без которой, войдя в трактир, он уже не мог обойтись.
— Для того и нужно сейчас, чтоб вы там
ни с
кем не встретились. Никого не будет, верно говорю. Мы будем ждать, — настойчиво заключил он и вышел из комнаты.
Он едва взглянул на вошедшего Алешу, да и
ни на
кого не хотел глядеть, даже на плачущую помешанную жену свою, свою «мамочку», которая все старалась приподняться на свои больные ноги и заглянуть поближе на своего мертвого мальчика.