Неточные совпадения
Он ужасно интересовался узнать брата Ивана, но вот тот уже жил два месяца, а они хоть и виделись довольно часто, но все еще никак не сходились: Алеша
был и сам молчалив и как бы
ждал чего-то, как бы стыдился чего-то, а брат Иван, хотя Алеша и подметил вначале на себе его длинные и любопытные взгляды, кажется, вскоре перестал даже и думать о нем.
Презрением этим, если оно и
было, он обидеться не мог, но все-таки с каким-то непонятным себе самому и тревожным смущением
ждал, когда брат захочет подойти к нему ближе.
— Из простонародья женский пол и теперь тут, вон там, лежат у галерейки,
ждут. А для высших дамских лиц пристроены здесь же на галерее, но вне ограды, две комнатки, вот эти самые окна, и старец выходит к ним внутренним ходом, когда здоров, то
есть все же за ограду. Вот и теперь одна барыня, помещица харьковская, госпожа Хохлакова, дожидается со своею расслабленною дочерью. Вероятно, обещал к ним выйти, хотя в последние времена столь расслабел, что и к народу едва появляется.
Никитушка, ты мой Никитушка,
ждешь ты меня, голубчик,
ждешь! — начала
было причитывать баба, но старец уже обратился к одной старенькой старушонке, одетой не по-страннически, а по-городски.
— То
есть вы их прикладываете к нам и в нас видите социалистов? — прямо и без обиняков спросил отец Паисий. Но прежде чем Петр Александрович сообразил дать ответ, отворилась дверь и вошел столь опоздавший Дмитрий Федорович. Его и вправду как бы перестали
ждать, и внезапное появление его произвело в первый момент даже некоторое удивление.
Но «этот монах», то
есть тот, который приглашал их давеча на обед к игумену,
ждать себя не заставил. Он тут же встретил гостей, тотчас же как они сошли с крылечка из кельи старца, точно дожидал их все время.
Сокровеннейшее ощущение его в этот миг можно
было бы выразить такими словами: «Ведь уж теперь себя не реабилитируешь, так давай-ка я им еще наплюю до бесстыдства: не стыжусь, дескать, вас, да и только!» Кучеру он велел
подождать, а сам скорыми шагами воротился в монастырь и прямо к игумену.
Притом его
ждал отец, может
быть не успел еще забыть своего приказания, мог раскапризиться, а потому надо
было поспешить, чтобы
поспеть туда и сюда.
Алеша решился
ждать. Он понял, что все дела его действительно, может
быть, теперь только здесь. Митя на минуту задумался, опершись локтем на стол и склонив голову на ладонь. Оба помолчали.
— Стало
быть, он и сегодня
ждет Грушеньку?
— А я
буду сидеть и чуда
ждать. Но если не свершится, то…
— Клянусь тебе, она здесь не
была, и никто здесь не
ждал ее вовсе!
— Лупи его, сажай в него, Смуров! — закричали все. Но Смуров (левша) и без того не заставил
ждать себя и тотчас отплатил: он бросил камнем в мальчика за канавкой, но неудачно: камень ударился в землю. Мальчик за канавкой тотчас же пустил еще в группу камень, на этот раз прямо в Алешу, и довольно больно ударил его в плечо. У мальчишки за канавкой весь карман
был полон заготовленными камнями. Это видно
было за тридцать шагов по отдувшимся карманам его пальтишка.
—
Подождите, милая Катерина Осиповна, я не сказала главного, не сказала окончательного, что решила в эту ночь. Я чувствую, что, может
быть, решение мое ужасно — для меня, но предчувствую, что я уже не переменю его ни за что, ни за что, во всю жизнь мою, так и
будет. Мой милый, мой добрый, мой всегдашний и великодушный советник и глубокий сердцеведец и единственный друг мой, какого я только имею в мире, Иван Федорович, одобряет меня во всем и хвалит мое решение… Он его знает.
Он знал, однако, со слов Катерины Ивановны, что отставной штабс-капитан человек семейный: «Или спят все они, или, может
быть, услыхали, что я пришел, и
ждут, пока я отворю; лучше я снова постучусь к ним», — и он постучал.
Госпожа Хохлакова опять встретила Алешу первая. Она торопилась: случилось нечто важное: истерика Катерины Ивановны кончилась обмороком, затем наступила «ужасная, страшная слабость, она легла, завела глаза и стала бредить. Теперь жар, послали за Герценштубе, послали за тетками. Тетки уж здесь, а Герценштубе еще нет. Все сидят в ее комнате и
ждут. Что-то
будет, а она без памяти. А ну если горячка!»
Восклицая это, госпожа Хохлакова имела вид серьезно испуганный: «Это уж серьезно, серьезно!» — прибавляла она к каждому слову, как будто все, что случалось с ней прежде,
было несерьезно. Алеша выслушал ее с горестью; начал
было излагать ей и свои приключения, но она его с первых же слов прервала: ей
было некогда, она просила посидеть у Lise и у Lise
подождать ее.
Выйдя от Lise, Алеша не заблагорассудил пройти к госпоже Хохлаковой и, не простясь с нею, направился
было из дому. Но только что отворил дверь и вышел на лестницу, откуда ни возьмись пред ним сама госпожа Хохлакова. С первого слова Алеша догадался, что она
поджидала его тут нарочно.
— Да зачем же, — сказал Алеша, — ведь это так еще неблизко, года полтора еще, может
быть,
ждать придется.
План его состоял в том, чтобы захватить брата Дмитрия нечаянно, а именно: перелезть, как вчера, через тот плетень, войти в сад и засесть в ту беседку «Если же его там нет, — думал Алеша, — то, не сказавшись ни Фоме, ни хозяйкам, притаиться и
ждать в беседке хотя бы до вечера. Если он по-прежнему караулит приход Грушеньки, то очень может
быть, что и придет в беседку…» Алеша, впрочем, не рассуждал слишком много о подробностях плана, но он решил его исполнить, хотя бы пришлось и в монастырь не попасть сегодня…
Долго еще
ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и
будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей.
Наступило опять молчание. Промолчали чуть не с минуту. Иван Федорович знал, что он должен
был сейчас встать и рассердиться, а Смердяков стоял пред ним и как бы
ждал: «А вот посмотрю я, рассердишься ты или нет?» Так по крайней мере представлялось Ивану Федоровичу. Наконец он качнулся, чтобы встать. Смердяков точно поймал мгновенье.
К самому же Федору Павловичу он не чувствовал в те минуты никакой даже ненависти, а лишь любопытствовал почему-то изо всех сил: как он там внизу ходит, что он примерно там у себя теперь должен делать, предугадывал и соображал, как он должен
был там внизу заглядывать в темные окна и вдруг останавливаться среди комнаты и
ждать,
ждать — не стучит ли кто.
— Каждый раз, как вхожу к вам, вы смотрите с таким любопытством: «Опять, дескать, не объявил?»
Подождите, не презирайте очень. Не так ведь оно легко сделать, как вам кажется. Я, может
быть, еще и не сделаю вовсе. Не пойдете же вы на меня доносить тогда, а?
Была она приодета, будто
ждала кого, в шелковом черном платье и в легкой кружевной на голове наколке, которая очень к ней шла; на плечи
была наброшена кружевная косынка, приколотая массивною золотою брошкой.
Но не то в нем
было, чего мог бы
ждать и что мог бы вообразить в нем теперь, например, хоть Ракитин, плотоядно наблюдавший со своего места.
Я теперь до вашего прихода лежала здесь,
ждала, думала, судьбу мою всю разрешала, и никогда вам не узнать, что у меня в сердце
было.
Алеша ничего не ответил, точно и не слыхал; он шел подле Ракитина скоро, как бы ужасно спеша; он
был как бы в забытьи, шел машинально. Ракитина вдруг что-то укололо, точно ранку его свежую тронули пальцем. Совсем не того
ждал он давеча, когда сводил Грушеньку с Алешей; совсем иное случилось, а не то, чего бы ему очень хотелось.
О близком же возвращении «офицера», то
есть того рокового человека в жизни Грушеньки, прибытия которого она
ждала с таким волнением и страхом, он, странно это, в те дни даже и не думал думать.
Зала эта, в которой
ждал Митя,
была огромная, угрюмая, убивавшая тоской душу комната, в два света, с хорами, со стенами «под мрамор» и с тремя огромными хрустальными люстрами в чехлах.
В остолбенении стоял он, недоумевая, как мог он, человек все же умный, поддаться на такую глупость, втюриться в этакое приключение и продолжать все это почти целые сутки, возиться с этим Лягавым, мочить ему голову… «Ну, пьян человек, пьян до чертиков и
будет пить запоем еще неделю — чего же тут
ждать?
—
Ждала,
ждала! Ведь я не могла даже и думать, что вы ко мне придете, согласитесь сами, и, однако, я вас
ждала, подивитесь моему инстинкту, Дмитрий Федорович, я все утро
была уверена, что вы сегодня придете.
— Ну хорошо, хорошо. Здесь, брат, только
поют и пляшут, а впрочем, черт!
подожди… Кушай пока,
ешь,
пей, веселись. Денег не надо ли?
Митя мрачно
подождал и стал
было повествовать о том, как он побежал к отцу в сад, как вдруг его остановил следователь и, раскрыв свой большой портфель, лежавший подле него на диване, вынул из него медный пестик.
Нет, не таков Дмитрий Карамазов, он бы этого не вынес, и если б я
был виновен, клянусь, не
ждал бы вашего сюда прибытия и восхода солнца, как намеревался сначала, а истребил бы себя еще прежде, еще не дожидаясь рассвета!
«В тот весь месяц не до них мне обоих
было; я
ждала другого человека, предо мной виновного…
—
Были причины, о которых сейчас узнаете. Во всяком случае, рад познакомиться. Давно
ждал случая и много слышал, — пробормотал, немного задыхаясь, Коля.
—
Подождите, Карамазов, может
быть, мы ее и отыщем, а эта — это Перезвон. Я впущу ее теперь в комнату и, может
быть, развеселю Илюшу побольше, чем меделянским щенком.
Подождите, Карамазов, вы кой-что сейчас узнаете. Ах, Боже мой, что ж я вас держу! — вскричал вдруг стремительно Коля. — Вы в одном сюртучке на таком холоде, а я вас задерживаю; видите, видите, какой я эгоист! О, все мы эгоисты, Карамазов!
Но зато в этот день, то
есть в это воскресенье утром, у штабс-капитана
ждали одного нового доктора, приезжего из Москвы и считавшегося в Москве знаменитостью.
— А меня, папа, меня не забывай никогда, — продолжал Илюша, — ходи ко мне на могилку… да вот что, папа, похорони ты меня у нашего большого камня, к которому мы с тобой гулять ходили, и ходи ко мне туда с Красоткиным, вечером… И Перезвон… А я
буду вас
ждать… Папа, папа!
— Прощай, старик, меня
ждет мать к обеду, — проговорил он скороговоркой. — Как жаль, что я ее не предуведомил! Очень
будет беспокоиться… Но после обеда я тотчас к тебе, на весь день, на весь вечер, и столько тебе расскажу, столько расскажу! И Перезвона приведу, а теперь с собой уведу, потому что он без меня выть начнет и тебе мешать
будет; до свиданья!
Она
была уже дома; с полчаса как воротилась от Мити, и уже по тому быстрому движению, с которым она вскочила с кресел из-за стола к нему навстречу, он заключил, что
ждала она его с большим нетерпением.
— То-то; Феня, Феня, кофею! — крикнула Грушенька. — Он у меня уж давно кипит, тебя
ждет, да пирожков принеси, да чтобы горячих. Нет, постой, Алеша, у меня с этими пирогами сегодня гром вышел. Понесла я их к нему в острог, а он, веришь ли, назад мне их бросил, так и не
ел. Один пирог так совсем на пол кинул и растоптал. Я и сказала: «Сторожу оставлю; коли не съешь до вечера, значит, тебя злость ехидная кормит!» — с тем и ушла. Опять ведь поссорились, веришь тому. Что ни приду, так и поссоримся.
— Чего ты? Я пошутил! — вскрикнул Митя, — фу, черт! Вот они все таковы, — обратился он к Алеше, кивая на быстро уходившего Ракитина, — то все сидел, смеялся и весел
был, а тут вдруг и вскипел! Тебе даже и головой не кивнул, совсем, что ли, вы рассорились? Что ты так поздно? Я тебя не то что
ждал, а жаждал все утро. Ну да ничего! Наверстаем.
Я тогда, как в этот погреб полез, то в страхе
был и в сумлении; потому больше в страхе, что
был вас лишимшись и ни от кого уже защиты не
ждал в целом мире.
Ах поехал Ванька в Питер,
Я не
буду его
ждать!
— Зачем ко мне. В дом их
ждал, потому сумления для меня уже не
было никакого в том, что они в эту самую ночь прибудут, ибо им, меня лишимшись и никаких сведений не имемши, беспременно приходилось самим в дом влезть через забор-с, как они умели-с, и что ни
есть совершить.
— Я
ждал, что они Федора Павловича убьют-с… это наверно-с. Потому я их уже так приготовил… в последние дни-с… а главное — те знаки им стали известны. При ихней мнительности и ярости, что в них за эти дни накопилась, беспременно через знаки в самый дом должны
были проникнуть-с. Это беспременно. Я так их и ожидал-с.
— Да я и не вру, все правда; к сожалению, правда почти всегда бывает неостроумна. Ты, я вижу, решительно
ждешь от меня чего-то великого, а может
быть, и прекрасного. Это очень жаль, потому что я даю лишь то, что могу…
Но по уверенности «великого мага» видели, что он
был спокоен, и
ждали: недаром же приехал из Петербурга «таков человек», не таков и человек, чтобы ни с чем назад воротиться.