Неточные совпадения
— Стой! — завизжал Федор Павлович в апофеозе
восторга, — так двух-то таких, что
горы могут сдвигать, ты все-таки полагаешь, что есть они? Иван, заруби черту, запиши: весь русский человек тут сказался!
Что-то
горело в сердце Алеши, что-то наполнило его вдруг до боли, слезы
восторга рвались из души его… Он простер руки, вскрикнул и проснулся…
Черты его смуглого лица отлиты грозным величием; темно-карие глаза, прикованные к одному предмету,
горят восторгом: так мог только смотреть бог на море, усмиренное его державным трезубцем!
Неточные совпадения
— Каждый народ — воплощение неповторяемого духовного своеобразия! — кричал Маракуев, и в его глазах орехового цвета
горел свирепый
восторг. — Даже племена романской расы резко различны, каждое — обособленная психическая индивидуальность.
В азарт она не приходила, а впадала больше буколическое настроение, с
восторгом вникая во все подробности бедноватого быта Лопуховых и находя, что именно так следует жить, что иначе нельзя жить, что только в скромной обстановке возможно истинное счастье, и даже объявила Сержу, что они с ним отправятся жить в Швейцарию, поселятся в маленьком домике среди полей и
гор, на берегу озера, будут любить друг друга, удить рыбу, ухаживать за своим огородом;
«Вот оно», — думал я и опускался, скользя на руках по поручням лестницы. Двери в залу отворяются с шумом, играет музыка, транспарант с моим вензелем
горит, дворовые мальчики, одетые турками, подают мне конфекты, потом кукольная комедия или комнатный фейерверк. Кало в поту, суетится, все сам приводит в движение и не меньше меня в
восторге.
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и
гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в
восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
Долго я сам в себе таил
восторги; застенчивость или что-нибудь другое, чего я и сам не знаю, мешало мне высказать их, но на Воробьевых
горах этот
восторг не был отягчен одиночеством, ты разделял его со мной, и эти минуты незабвенны, они, как воспоминания о былом счастье, преследовали меня дорогой, а вокруг я только видел лес; все было так синё, синё, а на душе темно, темно».