Неточные совпадения
Хотя проповедь
была на половине и вся сплошная
толпа, наполнявшая храм, слушала ее с полным и беззвучным вниманием, но все-таки несколько глаз с любопытством и недоумением покосились на вошедшую.
— Так и
есть, пророчество, — проговорил кто-то в
толпе.
Часом раньше того, как мы со Степаном Трофимовичем вышли на улицу, по городу проходила и
была многими с любопытством замечена
толпа людей, рабочих с Шпигулинской фабрики, человек в семьдесят, может и более.
Другие до сих пор у нас отвергают выбор, утверждая, что семидесяти человек слишком
было бы много для выборных, а что просто эта
толпа состояла из наиболее обиженных и приходили они просить лишь сами за себя, так что общего фабричного «бунта», о котором потом так прогремели, совсем никакого не
было.
Как бы там ни
было, но рабочие пришли наконец всею
толпою на площадку пред губернаторским домом и выстроились чинно и молча.
Но, признаюсь, для меня все-таки остается нерешенный вопрос: каким образом пустую, то
есть обыкновенную,
толпу просителей — правда, в семьдесят человек — так-таки с первого приема, с первого шагу обратили в бунт, угрожавший потрясением основ?
Я бы так предположил (но опять-таки личным мнением), что Илье Ильичу, покумившемуся с управляющим,
было даже выгодно представить фон Лембке эту
толпу в этом свете, и именно чтоб не доводить его до настоящего разбирательства дела; а надоумил его к тому сам же Лембке.
Я воображаю, что ему смутно представлялись дорогою многие весьма интересные вещи, на многие темы, но вряд ли он имел какую-нибудь твердую идею или какое-нибудь определенное намерение при въезде на площадь пред губернаторским домом. Но только лишь завидел он выстроившуюся и твердо стоявшую
толпу «бунтовщиков», цепь городовых, бессильного (а может
быть, и нарочно бессильного) полицеймейстера и общее устремленное к нему ожидание, как вся кровь прилила к его сердцу. Бледный, он вышел из коляски.
«Господи!» — послышалось из
толпы. Какой-то парень начал креститься; три, четыре человека действительно хотели
было стать на колени, но другие подвинулись всею громадой шага на три вперед и вдруг все разом загалдели: «Ваше превосходительство… рядили по сороку… управляющий… ты не моги говорить» и т. д., и т. д. Ничего нельзя
было разобрать.
Увы! Андрей Антонович не мог разбирать: цветочки еще
были в руках его. Бунт ему
был очевиден, как давеча кибитки Степану Трофимовичу. А между
толпою выпучивших на него глаза «бунтовщиков» так и сновал пред ним «возбуждавший» их Петр Степанович, не покидавший его ни на один момент со вчерашнего дня, — Петр Степанович, ненавидимый им Петр Степанович…
Последних слов даже нельзя
было и расслышать за ревом
толпы.
Хохот
толпы приветствовал, конечно, не аллегорию, до которой никому не
было дела, а просто хождение вверх ногами во фраке с фалдочками.
Этот последний, самый удивительный крик
был женский, неумышленный, невольный крик погоревшей Коробочки. Всё хлынуло к выходу. Не стану описывать давки в передней при разборе шуб, платков и салопов, визга испуганных женщин, плача барышень. Вряд ли
было какое воровство, но не удивительно, что при таком беспорядке некоторые так и уехали без теплой одежды, не отыскав своего, о чем долго потом рассказывалось в городе с легендами и прикрасами. Лембке и Юлия Михайловна
были почти сдавлены
толпою в дверях.
По крайней мере густая и чрезвычайно разнородная
толпа, его окружавшая, в которой вместе со всяким людом
были и господа и даже соборный протопоп, хотя и слушали его с любопытством и удивлением, но никто из них с ним не заговаривал и не пробовал его отвести.
Я уже
был в другой части Заречья, далеко от того места, где упал Лембке, и тут в
толпе услышал очень странные разговоры.
Он
был не пьян, но, в противоположность мрачно стоявшей
толпе,
был как бы вне себя.
Прибытие их к роковому дому произошло именно в то самое мгновение, когда сбившаяся пред домом густая
толпа уже довольно наслушалась о Ставрогине и о том, как выгодно
было ему зарезать жену.
Ночной пожар, убийство Лебядкиных, буйство
толпы над Лизой — всё это
были такие сюрпризы, которых они не предполагали в своей программе.
Говор многоголосной толпы, выкрикивания евреев-факторов, стук экипажей — весь этот грохот, катившийся какою-то гигантскою волной, остался сзади, сливаясь в одно беспрерывное, колыхавшееся, подобно волне, рокотание. Но и здесь, хотя
толпа была реже, все же то и дело слышался топот пешеходов, шуршание колес, людской говор. Целый обоз чумаков выезжал со стороны поля и, поскрипывая, грузно сворачивал в ближайший переулок.
Неточные совпадения
Осклабился, товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло,
толпой подхвачено, // О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не
будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
Стародум. А! Сколь великой душе надобно
быть в государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых,
толпа скаредных льстецов…
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда
толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
И, сказав это, вывел Домашку к
толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними, та же немытая, нечесаная, как прежде
была; стояла, и хмельная улыбка бродила по лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей
толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем
был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.