Неточные совпадения
Он воротился из-за границы и блеснул в
виде лектора на кафедре университета уже в самом конце сороковых годов.
Потом — впрочем, уже после потери кафедры — он успел напечатать (так сказать, в
виде отместки и чтоб указать, кого они потеряли) в ежемесячном и прогрессивном журнале, переводившем
из Диккенса и проповедовавшем Жорж Занда, начало одного глубочайшего исследования — кажется, о причинах необычайного нравственного благородства каких-то рыцарей в какую-то эпоху или что-то в этом роде.
Все письма его были коротенькие, сухие, состояли
из одних лишь распоряжений, и так как отец с сыном еще с самого Петербурга были, по-модному, на ты, то и письма Петруши решительно имели
вид тех старинных предписаний прежних помещиков
из столиц их дворовым людям, поставленным ими в управляющие их имений.
Но на этот раз, к удивлению моему, я застал его в чрезвычайной перемене. Он, правда, с какой-то жадностию набросился на меня, только что я вошел, и стал меня слушать, но с таким растерянным
видом, что сначала, видимо, не понимал моих слов. Но только что я произнес имя Кармазинова, он совершенно вдруг вышел
из себя.
Я попросил его выпить воды; я еще не видал его в таком
виде. Всё время, пока говорил, он бегал
из угла в угол по комнате, но вдруг остановился предо мной в какой-то необычайной позе.
Тут он выхватил
из кармана бумажник, рванул
из него пачку кредиток и стал перебирать их дрожащими пальцами в неистовом припадке нетерпения. Видно было, что ему хотелось поскорее что-то разъяснить, да и очень надо было; но, вероятно чувствуя сам, что возня с деньгами придает ему еще более глупый
вид, он потерял последнее самообладание: деньги никак не хотели сосчитаться, пальцы путались, и, к довершению срама, одна зеленая депозитка, выскользнув
из бумажника, полетела зигзагами на ковер.
Но одною рукой возьмет, а другою протянет вам уже двадцать рублей, в
виде пожертвования в один
из столичных комитетов благотворительности, где вы, сударыня, состоите членом… так как и сами вы, сударыня, публиковались в «Московских ведомостях», что у вас состоит здешняя, по нашему городу, книга благотворительного общества, в которую всякий может подписываться…
— Не беспокойтесь, я вас не обманываю, — довольно холодно продолжал Ставрогин, с
видом человека, исполняющего только обязанность. — Вы экзаменуете, что мне известно? Мне известно, что вы вступили в это общество за границей, два года тому назад, и еще при старой его организации, как раз пред вашею поездкой в Америку и, кажется, тотчас же после нашего последнего разговора, о котором вы так много написали мне
из Америки в вашем письме. Кстати, извините, что я не ответил вам тоже письмом, а ограничился…
И когда, уже в высших классах, многие
из юношей, преимущественно русских, научились толковать о весьма высоких современных вопросах, и с таким
видом, что вот только дождаться выпуска, и они порешат все дела, — Андрей Антонович всё еще продолжал заниматься самыми невинными школьничествами.
В другой раз, у одного мелкого чиновника, почтенного с
виду семьянина, заезжий
из другого уезда молодой человек, тоже мелкий чиновник, высватал дочку, семнадцатилетнюю девочку, красотку, известную в городе всем.
Прибыв в пустой дом, она обошла комнаты в сопровождении верного и старинного Алексея Егоровича и Фомушки, человека, видавшего
виды и специалиста по декоративному делу. Начались советы и соображения: что
из мебели перенести
из городского дома; какие вещи, картины; где их расставить; как всего удобнее распорядиться оранжереей и цветами; где сделать новые драпри, где устроить буфет, и один или два? и пр., и пр. И вот, среди самых горячих хлопот, ей вдруг вздумалось послать карету за Степаном Трофимовичем.
Никто, никто
из них не погибнет, она спасет их всех; она их рассортирует; она так о них доложит; она поступит в
видах высшей справедливости, и даже, может быть, история и весь русский либерализм благословят ее имя; а заговор все-таки будет открыт.
Подпоручик был еще молодой человек, недавно
из Петербурга, всегда молчаливый и угрюмый, важный с
виду, хотя в то же время маленький, толстый и краснощекий.
Выбросил, например,
из квартиры своей два хозяйские образа и один
из них изрубил топором; в своей же комнате разложил на подставках, в
виде трех налоев, сочинения Фохта, Молешотта и Бюхнера и пред каждым налоем зажигал восковые церковные свечки.
Петр Степанович, с
видом окончательно выведенного
из терпения человека, выхватил
из кармана бумажник, а
из него записку.
Сегодня под
видом дня рождения Виргинского соберутся у него
из наших; другого, впрочем, оттенка не будет вовсе, приняты меры.
— Запнулся! — захохотал Ставрогин. — Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам,
из каких сил кружки составляются? Всё это чиновничество и сентиментальность — всё это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под
видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха-ха-ха!
Беспорядочный элемент стал утихать, но у публики, даже у самой «чистой», был недовольный и изумленный
вид; иные же
из дам просто были испуганы.
— Кириллов, я никогда не мог понять, за что вы хотите убить себя. Я знаю только, что
из убеждения…
из твердого. Но если вы чувствуете потребность, так сказать, излить себя, я к вашим услугам… Только надо иметь в
виду время…
— Ну, Эркель, — торопливо и с занятым
видом протянул в последний раз руку уже
из окна вагона Петр Степанович, — я ведь вот сажусь с ними играть.
Закончил он о Ставрогине, тоже спеша и без спросу, видимо нарочным намеком, что тот чуть ли не чрезвычайно важная птица, но что в этом какой-то секрет; что проживал он у нас, так сказать, incognito, что он с поручениями и что очень возможно, что и опять пожалует к нам
из Петербурга (Лямшин уверен был, что Ставрогин в Петербурге), но только уже совершенно в другом
виде и в другой обстановке и в свите таких лиц, о которых, может быть, скоро и у нас услышат, и что всё это он слышал от Петра Степановича, «тайного врага Николая Всеволодовича».
Начали быстро собираться, чтобы поспеть к полуденному поезду. Но не прошло получаса, как явился
из Скворешников Алексей Егорыч. Он доложил, что Николай Всеволодович «вдруг» приехали поутру, с ранним поездом, и находятся в Скворешниках, но «в таком
виде, что на вопросы не отвечают, прошли по всем комнатам и заперлись на своей половине…»
Неточные совпадения
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком
из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как
из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в
виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Ранним утром выступил он в поход и дал делу такой
вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило в половине сентября). Солнце играло на касках и ружьях солдат; крыши домов и улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и
из окон каждого дома виднелось веселое пламя.
Но перенесемся мыслью за сто лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при
виде этих вращающихся глаз и этого раскрытого рта,
из которого ничего не выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов.
В сем
виде взятая, задача делается доступною даже смиреннейшему
из смиренных, потому что он изображает собой лишь скудельный сосуд, [Скудельный сосуд — глиняный сосуд (от «скудель» — глина), в переносном значении — непрочный, слабый, бедный.] в котором замыкается разлитое повсюду в изобилии славословие.
— Поедемте, пожалуйста, и я поеду, — сказала Кити и покраснела. Она хотела спросить Васеньку
из учтивости, поедет ли он, и не спросила. — Ты куда, Костя? — спросила она с виноватым
видом у мужа, когда он решительным шагом проходил мимо нее. Это виноватое выражение подтвердило все его сомнения.