Потом он клялся, что «не изменит»», что он к нейворотится (то есть к Варваре Петровне). «Мы
будем подходить к ее крыльцу (то есть всё с Софьей Матвеевной) каждый день, когда она садится в карету для утренней прогулки, и будем тихонько смотреть… О, я хочу, чтоб она ударила меня в другую щеку; с наслаждением хочу! Я подставлю ей мою другую щеку comme dans votre livre! [как в вашей книге (фр.).] Я теперь, теперь только понял, что значит подставить другую… “„ланиту”. Я никогда не понимал прежде!»
Неточные совпадения
Бедный Степан Трофимович сидел один и ничего не предчувствовал. В грустном раздумье давно уже поглядывал он в окно, не
подойдет ли кто из знакомых. Но никто не хотел
подходить. На дворе моросило, становилось холодно; надо
было протопить печку; он вздохнул. Вдруг страшное видение предстало его очам: Варвара Петровна в такую погоду и в такой неурочный час к нему! И пешком! Он до того
был поражен, что забыл переменить костюм и принял ее как
был, в своей всегдашней розовой ватной фуфайке.
— А, вы переменили костюм! — насмешливо оглядела она его. (Он накинул сюртук сверх фуфайки.) Этак действительно
будет более
подходить… к нашей речи. Садитесь же, наконец, прошу вас.
Я пожал
было плечами, но Шатов вдруг воротился, прямо
подошел к столу и положил взятый им сверток газет...
— Где ж ты
был, Nicolas, до сих пор, все эти два часа с лишком? —
подошла она. — Поезд приходит в десять часов.
Он с достоинством поклонился Варваре Петровне и не вымолвил слова (правда, ему ничего и не оставалось более). Он так и хотел
было совсем уже выйти, но не утерпел и
подошел к Дарье Павловне. Та, кажется, это предчувствовала, потому что тотчас же сама, вся в испуге, начала говорить, как бы спеша предупредить его...
Она соскочила с лошади, бросила повод своему спутнику, оставшемуся по ее приказанию на коне, и
подошла к образу именно в то время, когда брошена
была копейка.
Монах от монастыря, которому указано
было спросить, степенно
подошел к помещику.
Так или почти так должен
был задуматься Петр Степанович. Впрочем, уж
подходили к дому Виргинского.
Заслышав намеки об утренних происшествиях, он стал как-то беспокойно повертываться, уставился
было на князя, видимо пораженный его торчащими вперед, густо накрахмаленными воротничками; потом вдруг точно вздрогнул, заслышав голос и завидев вбежавшего Петра Степановича, и, только что Степан Трофимович успел проговорить свою сентенцию о социалистах, вдруг
подошел к нему, толкнув по дороге Лямшина, который тотчас же отскочил с выделанным жестом и изумлением, потирая плечо и представляясь, что его ужасно больно ушибли.
Я отступил. Я убежден
был как дважды два, что без катастрофы он оттуда не выйдет. Между тем как я стоял в полном унынии, предо мною мелькнула опять фигура приезжего профессора, которому очередь
была выходить после Степана Трофимовича и который давеча всё поднимал вверх и опускал со всего размаху кулак. Он всё еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя и бормоча что-то себе под нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-то почти без намерения (дернуло же меня и тут)
подошел и к нему.
Петр Степанович явился только в половине девятого. Быстрыми шагами
подошел он к круглому столу пред диваном, за которым разместилась компания; шапку оставил в руках и от чаю отказался. Вид имел злой, строгий и высокомерный. Должно
быть, тотчас же заметил по лицам, что «бунтуют».
— Нет, нет, а пока я
буду бегать (о, я притащу Виргинскую!), вы иногда
подходите к моей лестнице и тихонько прислушивайтесь, но не смейте входить, вы ее испугаете, ни за что не входите, вы только слушайте… на всякий ужасный случай. Ну, если что крайнее случится, тогда войдите.
— Это что же, комплимент? А впрочем, и чай холодный, — значит, всё вверх дном. Нет, тут происходит нечто неблагонадежное. Ба! Да я что-то примечаю там на окне, на тарелке (он
подошел к окну). Ого, вареная с рисом курица!.. Но почему ж до сих пор не початая? Стало
быть, мы находились в таком настроении духа, что даже и курицу…
Так мучился он, трепеща пред неизбежностью замысла и от своей нерешительности. Наконец взял свечу и опять
подошел к дверям, приподняв и приготовив револьвер; левою же рукой, в которой держал свечу, налег на ручку замка. Но вышло неловко: ручка щелкнула, призошел звук и скрип. «Прямо выстрелит!» — мелькнуло у Петра Степановича. Изо всей силы толкнул он ногой дверь, поднял свечу и выставил револьвер; но ни выстрела, ни крика… В комнате никого не
было.
— Потому, если, братец ты мой, их высокоблагородию, конечно, на праходе через озеро ближе
будет; это как
есть; да праход-то, по-теперешнему, пожалуй, и не
подойдет.
(Арина Прохоровна, ее сестра, тетка и даже студентка теперь давно уже на воле; говорят даже, что и Шигалев будто бы непременно
будет выпущен в самом скором времени, так как ни под одну категорию обвиняемых не
подходит; впрочем, это всё еще только разговор.)
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который
подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Следовало взять сына портного, он же и пьянюшка
был, да родители богатый подарок дали, так он и присыкнулся к сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже
подослала к супруге полотна три штуки; так он ко мне.
Добчинский. Марья Антоновна! (
Подходит к ручке.)Честь имею поздравить. Вы
будете в большом, большом счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно
будете проводить время.
«Дерзай!» — за ними слышится // Дьячково слово; сын его // Григорий, крестник старосты, //
Подходит к землякам. // «Хошь водки?» —
Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.
У столбика дорожного // Знакомый голос слышится, //
Подходят наши странники // И видят: Веретенников // (Что башмачки козловые // Вавиле подарил) // Беседует с крестьянами. // Крестьяне открываются // Миляге по душе: // Похвалит Павел песенку — // Пять раз
споют, записывай! // Понравится пословица — // Пословицу пиши! // Позаписав достаточно, // Сказал им Веретенников: // «Умны крестьяне русские, // Одно нехорошо, // Что
пьют до одурения, // Во рвы, в канавы валятся — // Обидно поглядеть!»