Неточные совпадения
Петр Верховенский успел слепить у нас «
пятерку», наподобие той, которая уже была у него заведена
в Москве и еще, как оказалось теперь,
в нашем уезде между офицерами.
Все эти пятеро деятелей составили свою первую кучку с теплою верой, что она лишь единица между сотнями и тысячами таких же
пятерок, как и ихняя, разбросанных по России, и что все зависят от какого-то центрального, огромного, но тайного места, которое
в свою очередь связано органически с европейскою всемирною революцией.
Дело
в том, что они хоть и ждали еще с весны Петра Верховенского, возвещенного им сперва Толкаченкой, а потом приехавшим Шигалевым, хоть и ждали от него чрезвычайных чудес и хоть и пошли тотчас же все, без малейшей критики и по первому его зову,
в кружок, но только что составили
пятерку, все как бы тотчас же и обиделись, и именно, я полагаю, за быстроту своего согласия.
По поводу посторонних у меня тоже есть одна мысль, что вышеозначенные члены первой
пятерки наклонны были подозревать
в этот вечер
в числе гостей Виргинского еще членов каких-нибудь им неизвестных групп, тоже заведенных
в городе, по той же тайной организации и тем же самым Верховенским, так что
в конце концов все собравшиеся подозревали друг друга и один пред другим принимали разные осанки, что и придавало всему собранию весьма сбивчивый и даже отчасти романический вид.
— Как так, вы разве пошли бы
в пятерку, если б я вам предложил? — брякнул вдруг Верховенский и положил ножницы на стол.
— Перехватают не только как подстрекателей
в поджоге, но и как
пятерку. Доносчику известна вся тайна сети. Вот что вы напрокудили!
— А я считаю, что заграничные наши центры забыли русскую действительность и нарушили всякую связь, а потому только бредят… Я даже думаю, что вместо многих сотен
пятерок в России мы только одна и есть, а сети никакой совсем нет, — задохнулся наконец Липутин.
— Один ответ, но чтобы верный: одна ли мы
пятерка на свете или правда, что есть несколько сотен
пятерок? Я
в высшем смысле спрашиваю, Петр Степанович.
Я даже убежден, вопреки циническому и отчаянному сомнению Липутина, что
пятерок у него могло быть действительно две-три и кроме нашей, например
в столицах; а если не
пятерки, то связи и сношения — и, может быть, даже очень курьезные.
На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? — он с горячею торопливостью ответил, что «для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения, — вдруг взять
в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть
пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».
Заключил он, что здесь,
в нашем городе, устроена была Петром Степановичем лишь первая проба такого систематического беспорядка, так сказать программа дальнейших действий, и даже для всех
пятерок, — и что это уже собственно его (Лямшина) мысль, его догадка и «чтобы непременно попомнили и чтобы всё это поставили на вид, до какой степени он откровенно и благонравно разъясняет дело и, стало быть, очень может пригодиться даже и впредь для услуг начальства».
Неточные совпадения
На дворе, под окном флигеля, отлично пели панихиду «любители хорового пения», хором управлял Корвин с красным,
в форме римской
пятерки, шрамом на лбу; шрам этот, несколько приподняв левую бровь Корвина, придал его туповатой физиономии нечто героическое.
В то время, когда пересчитывал деньги, он успел стащить красненькую, а добавил только
пятерку.
— Он и есть, барин! Как есть, дураки! Разве барин так тебе и поехал! Перво-наперво пригонят загонщики, потом
в колокола ударят по церквам, а уж потом и барин, с фалетуром, на
пятерке. А то: барин! Только вот Тетюева не стало, некому принять барина по-настоящему. Нынче уж что! только будто название, что главный управляющий!
Много других подобных поблажек делал Епишка своим возлюбленным юнкерам. Нередко прибегал к нему юнкер с отчаянной просьбой: по всем отраслям военной науки у него баллы душевного спокойствия, но преподаватель фортификации только и знает, что лепит ему шестерки и даже
пятерки… Невзлюбил сироту! И вот
в среднем никак не выйдет девяти, и прощай теперь, первый разряд, прощай, старшинство
в чине…
Полковник Колосов не мог простить ему воистину волшебного просияния
в фортификации и к круглым десяткам упрямо присоединял прошлые единицы, тройки и
пятерки, поставленные еще на репетициях, чем и понизил значительно шансы Александрова.