Неточные совпадения
За «Бедную невесту», «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок» и «Не так живи, как хочется» Островскому приходилось со
всех сторон выслушивать замечания, что он пожертвовал выполнением пьесы для своей основной задачи, и за
те же произведения привелось автору слышать советы вроде
того, чтобы он не довольствовался рабской подражательностью природе, а постарался расширить свой умственный горизонт.
И
все это часто говорилось, по поводу одних и
тех же произведений, критиками, которые должны были сходиться, по-видимому, в основных воззрениях.
Все подобные требования, по нашему мнению, столько
же ненужны, бесплодны и неосновательны, как и требования
того, напр., чтобы Островский был комиком страстей и давал нам мольеровских Тартюфов и Гарпагонов или чтоб он уподобился Аристофану и придал комедии политическое значение.
Во
всей пьесе Бородкин выставляется благородным и добрым по-старинному; последний
же его поступок вовсе не в духе
того разряда людей, которых представителем служит Бородкин.
Он, без сомнения, сочувствовал
тем прекрасным вещам, которые говорит Жадов; но в
то же время он умел почувствовать, что заставить Жадова делать
все эти прекрасные вещи — значило бы исказить настоящую русскую действительность.
По схоластическим требованиям, произведение искусства не должно допускать случайности; в нем
все должно быть строго соображено,
все должно развиваться последовательно из одной данной точки, с логической необходимостью и в
то же время естественностью!
Ведь у них самих отняли
все, что они имели, свою волю и свою мысль; как
же им рассуждать о
том, что честно и что бесчестно? как не захотеть надуть другого для своей личной выгоды?
И точно как после кошмара, даже
те, которые, по-видимому, успели уже освободиться от самодурного гнета и успели возвратить себе чувство и сознание, — и
те все еще не могут найтись хорошенько в своем новом положении и, не поняв ни настоящей образованности, ни своего призвания, не умеют удержать и своих прав, не решаются и приняться за дело, а возвращаются опять к
той же покорности судьбе или к темным сделкам с ложью и самодурством.
Ну, и
все такое…» И свои обязанности к жене, для приобретения любви ее, он ограничивает
тем же.
Каково это терпеть образованной барышне!» Служащие в доме
все насквозь пропитаны
теми же мрачно-робкими чувствами: мальчик Тишка жалуется на вытрепки, получаемые им от хозяина; кухарка Фоминишна имеет следующий разговор с Устиньей Наумовной, свахой, приискивающей жениха Липочке, дочери Большова...
Что
же касается до
тех из обитателей «темного царства», которые имели силу и привычку к делу, так они
все с самого первого шага вступали на такую дорожку, которая никак уж не могла привести к чистым нравственным убеждениям.
А
то как
же ему-то вести себя, когда
все кругом мошенничают?
Словом — куда ни обернитесь, везде вы встретите людей, действующих по этому правилу:
тот принимает у себя негодяя, другой обирает богатого простяка, третий сочиняет донос, четвертый соблазняет девушку, —
все на основании
того же милого соображения: «не я, так другой».
Но тут
же они придумывают — заставить кредиторов пойти на сделку, — предложить
всем 25 коп. за рубль, если
же кто заартачится, так прибавить, а
то, пожалуй, и
все заплатить.
Он, как и
все прочие, сбит с толку военным положением
всего «темного царства»; обман свой он обдумывает не как обман, а как ловкую и, в сущности, справедливую, хотя юридически и незаконную штуку; прямой
же неправды он не любит: свахе он обещал две тысячи и дает ей сто целковых, упираясь на
то, что ей не за что давать более.
Но чтобы выйти из подобной борьбы непобежденным, — для этого мало и
всех исчисленных нами достоинств: нужно еще иметь железное здоровье и — главное — вполне обеспеченное состояние, а между
тем, по устройству «темного царства», —
все его зло,
вся его ложь тяготеет страданиями и лишениями именно только над
теми, которые слабы, изнурены и не обеспечены в жизни; для людей
же сильных и богатых —
та же самая ложь служит к услаждению жизни.
Попробуем указать несколько черт из отношений Русакова к дочери и к окружающим; мы увидим, что здесь основанием
всей истории является опять-таки
то же самодурство, на котором утверждаются
все семейные и общественные отношения этого «темного царства».
Какая
же необходимость была воспитывать ее в таком блаженном неведении, что всякий ее может обмануть?..» Если б они задали себе этот вопрос,
то из ответа и оказалось бы, что
всему злу корень опять-так не что иное, как их собственное самодурство.
На другое
же ни на что он не годен, и от него можно ожидать ровно столько
же пакостей, сколько и хороших поступков:
все будет зависеть от
того, в какие руки он попадется.
Но
всего глупее — роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет
вся, эта история и который сам, по его
же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только сокрушается о
том» что у них в доме «
все не так, как у людей» и что его «уродом сделали, а не человеком».
Эти бесчеловечные слова внушены просто
тем, что старик совершенно не в состоянии понять: как
же это так — от мужа уйти! В его голове никак не помещается такая мысль. Это для него такая нелепость, против которой он даже не знает, как и возражать, —
все равно, как бы нам сказали, что человек должен ходить на руках, а есть ногами: что бы мы стали возражать?.. Он только и может, что повторять беспрестанно: «Да как
же это так?.. Да ты пойми, что это такое… Как
же от мужа идти! Как
же это!..»
Заметьте, как добр и чувствителен этот старик и как он в
то же время жестокосерд единственно потому, что не имеет никакого сознания о нравственном значении личности и
все привык подчинять только внешним законам, установленным самодурством.
Но родовые черты самодурства остаются
те же во
всех сферах; и чем сфера обширнее,
тем самодурство ужаснее и вреднее.
Так оно
все и идет: за одним самодуром другой, в других формах, более цивилизованных, как Уланбекова цивилизована сравнительно, например, с Брусковым, но, в сущности, с
теми же требованиями и с
тем же характером.
И вовсе не удивительно, если Юсов, узнав, что
все ведомство Вышневского отдано под суд, выражает искреннее убеждение, что это «по грехам нашим — наказание за гордость…» Вышневский
то же самое объясняет, только несколько рациональнее: «Моя быстрая карьера, — говорит, — и заметное обогащение — вооружили против меня сильных людей…» И, сходясь в этом объяснении, оба администратора остаются затем совершенно спокойны совестию относительно законности своих действий…
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Те же и Осип.
Все бегут к нему навстречу, кивая пальцами.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего
же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите
же оттуда —
все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако
же…
Все зависит от
той стороны, с которой кто смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет, не говорите, иногда очень заманчиво поиграть.