Это доказывается тем, что в Новгороде, Москве и, следовательно, во всех торговых городах, равно как у князей, царей,
бояр и всех поземельных собственников, у купцов и всех почти свободных сословий — были несметные богатства.
Неточные совпадения
Какое значение для цивилизации русской имело, например, то, что «в 1286 году в Чернигове был
боярин Бяконт, который имел в супружестве одну из дочерей Александра Невского» (семейное предание рода Жеребцовых), что «от этого супружества произошло пять сыновей: Элевферий, Феофан, Матвей, Константин
и Александр»,
и что «от Феофана пошел род Жеребцовых, от Матвея — Игнатьевых»
и пр. (том I, стр. 168).
Смотря на дело таким образом, мы удивляемся, как может г. Жеребцов смотреть с пренебрежением на промышленные успехи России со времен Петра
и как может он восхищаться великолепием
и обилием досуга у древних
бояр московских!
Недуховно управляются верные люди: надзираете за церковью по обычаю земных властителей, чрез
бояр, дворецких, тиунов, недельщиков, подводчиков,
и это для своего прибытка, а не по сану святительства» (там же, 113).
Отношение
бояр к сельскому населению видно из свидетельства Кошихина, который говорит, что
бояре держат при себе людей до 100
и даже до 1000
и что некоторых из них посылают в вотчины свои «
и укажут им с крестьян своих имати жалованье
и всякие поборы, чем бы им поживиться» (Кошихин, стр. 126).
Эти отношения вот какого рода: князья
и бояре отправлялись на разбой с своими людьми
и грабили проезжих…
Бояре не ходили пешком, не хотели знаться с купцами
и мещанами, требовали, чтобы никто не смел въехать к ним на двор, а чтоб все оставляли лошадей у ворот; но это не спасало их от многих вещей, довольно унизительных.
Влияние ли это татарщины, или национальное произрастение (как можно подумать, судя по тому, что есть рьяные защитники
и почитатели его, вроде г. Жеребцова
и князя В. Черкасского, недавно прославившегося требованием восемнадцати (18) ударов, в «Сельском благоустройстве», — во всяком случае, кнут, плети, батоги были весьма знакомы спинам спесивых
бояр древней Руси.
Действительность напомнит о себе
и покажет, что решительно не стоит убиваться из-за того, ежели в древности
бояре в думе «сидели, брады свои убавя», а ныне чиновники в разных местах сидят, вовсе бород не имея…
Внутри оцепленного места расхаживали поручники и стряпчие обеих сторон. Тут же стояли
боярин и окольничий, приставленные к полю, и два дьяка, которым вместе с ними надлежало наблюдать за порядком боя. Одни из дьяков держал развернутый судебник Владимира Гусева, изданный еще при великом князе Иоанне Васильевиче III, и толковал с товарищем своим о предвиденных случаях поединка.
— Не мне, последнему из граждан нижегородских, — отвечал Минин, — быть судьею между именитых
бояр и воевод; довольно и того, что вы не погнушались допустить меня, простого человека, в ваш боярский совет и дозволили говорить наряду с вами, высокими сановниками царства Русского. Нет, бояре! пусть посредником в споре нашем будет равный с вами родом и саном знаменитым, пусть решит, идти ли нам к Москве или нет, посланник и друг пана Гонсевского.
Ярцеву пришло в голову, что, быть может, в этой роще носятся теперь души московских царей,
бояр и патриархов, и хотел сказать это Косте, но удержался.
Неточные совпадения
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу. // Купчине толстопузому! — // Сказали братья Губины, // Иван
и Митродор. // Старик Пахом потужился //
И молвил, в землю глядючи: // Вельможному
боярину, // Министру государеву. // А Пров сказал: царю…
Косушки по три выпили, // Поели —
и заспорили // Опять: кому жить весело, // Вольготно на Руси? // Роман кричит: помещику, // Демьян кричит: чиновнику, // Лука кричит: попу; // Купчине толстопузому, — // Кричат братаны Губины, // Иван
и Митродор; // Пахом кричит: светлейшему // Вельможному
боярину, // Министру государеву, // А Пров кричит: царю!
— Единственный умный царь из этой семьи — Петр Первый,
и это было так неестественно, что черный народ признал помазанника божия антихристом, слугой Сатаны, а некоторые из
бояр подозревали в нем сына патриарха Никона, согрешившего с царицей.
Овсяников своею важностью
и неподвижностью, смышленостью
и ленью, своим прямодушием
и упорством напоминал мне русских
бояр допетровских времен…
Ну, чем же я, Бакула, не
боярин! // Вались, народ, на мой широкий двор, // На трех столбах да на семи подпорках! // Пожалуйте, князья,
бояре, просим. // Несите мне подарки дорогие //
И кланяйтесь, а я ломаться буду.