Озверевший Яшка, безобразно ругаясь и рыдая, набросился на него злой собакой, рвал рубаху, молотил кулаками, я старался оттащить его, а вокруг тяжело топали и шаркали ноги, поднимая с пола густую пыль, рычали звериные пасти, истерично кричал Цыган, — начиналась общая драка, сзади меня уж хлестались по щекам, ляскали зубы. Кучерявый, косоглазый,
угрюмый мужик Лещов дергал меня за плечо, вызывая...
Но я плохо преуспевал в заманивании покупателей и в торговле; эти
угрюмые мужики, скупые на слова, старухи, похожие на крыс, всегда чем-то испуганные, поникшие, вызывали у меня жалость к ним, хотелось сказать тихонько покупателю настоящую цену иконы, не запрашивая лишнего двугривенного.
Пётр принимал товар, озабоченно следя, как бы эти бородатые,
угрюмые мужики не подсунули «потного», смоченного для веса водою, не продали бы простой лён по цене «долгунца».
Неточные совпадения
— О чем толковал? — спросил у него другой
мужик средних лет и
угрюмого вида, издали, с порога своей избы, присутствовавший при беседе его с Базаровым. — О недоимке, что ль?
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый. Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им — плевать на законы, — вздохнув, сказал
мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги на ногу, и на жидком лице его появилась
угрюмая озабоченность, все оно как-то оплыло вниз, к тряпичной шее.
И сейчас в голове у него быстро возник очерк народной драмы. Как этот
угрюмый, сосредоточенный характер
мужика мог сложиться в цельную, оригинальную и сильную фигуру? Как устояла страсть среди этого омута разврата?
Мужик с густой бородой и
угрюмым лицом, взъерошенный и измятый, вошел в церковь, разом стал на оба колена и тотчас же принялся поспешно креститься, закидывая назад и встряхивая голову после каждого поклона.
В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись
мужики и старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и
угрюмый лесной народ. Увидишь, бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по галерее тяжелый человек, закутанный в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно. С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами в пудовых сапогах и комаром поешь: