Неточные совпадения
Семья
была благочестива — запах воска, ладана и лампадного масла наполнял дом, покаянные вздохи, молитвенные слова носились в
воздухе.
Порой эти видения возбуждали в нем прилив мощной энергии и как бы опьяняли его — он вставал и, расправляя плечи, полной грудью,
пил душистый
воздух; но иногда те же видения навевали на него грустное чувство — ему хотелось плакать,
было стыдно слез, он сдерживался и все-таки тихо плакал.
Фома прислушался — подавляющая тишина разлита
была в
воздухе, лишь вода журчала, разбиваясь о цепи якорей, и нигде не слышно
было звука шагов.
— Не надо… На воздухе-то отошло будто… А вот чаю хлебну, авось и еще легче
будет… — говорил Игнат, наливая чай, и Фома видел, что чайник трясется в руке отца.
Фома оглянулся вокруг себя: как и раньше, в саду никого не
было, а в
воздухе все плавал гулкий говор колоколов…
Вся улица перед домом
была заставлена экипажами, и из раскрытых окон в
воздух лился громкий говор.
Дверь
была завешена длинными нитями разноцветного бисера, нанизанного так, что он образовал причудливый узор каких-то растений; нити тихо колебались, и казалось, что в
воздухе летают бледные тени цветов.
У горного берега река
была оживлена — сновали пароходы, шум их доносился тяжким вздохом сюда, в луга, где тихое течение волн наполняло
воздух звуками мягкими.
Люди в безумии страха метались по плоту; он колебался под их ногами и от этого плыл быстрее.
Было слышно, как вода плещет на него и хлюпает под ним. Крики рвали
воздух, люди прыгали, взмахивали руками, и лишь стройная фигура Саши неподвижно и безмолвно стояла на краю плота.
Однажды в полдень воскресенья Яков Маякин
пил чай у себя в саду. Расстегнув ворот рубахи и обмотав шею полотенцем, он сидел на скамье под навесом зелени вишен, размахивал руками в
воздухе, отирая пот с лица, и немолчно рассыпал в
воздухе быструю речь.
— Чтобы все
были счастливы… и довольны… все люди — равны… свобода нужна всем… так же, как
воздух… и во всем — равенство!
Ежов бегал по комнате, как охваченный безумием, бумага под ногами его шуршала, рвалась, летела клочьями. Он скрипел зубами, вертел головой, его руки болтались в
воздухе, точно надломленные крылья птицы. Фома смотрел на него со странным, двойственным чувством: он и жалел Ежова, и приятно
было ему видеть, как он мучается.
Ежов,
выпив из своего стакана, тяжело опустился на землю. Наборщики дружно подхватили его надорванный возглас, и в
воздухе прокатился гремящий, сильный крик, сотрясая листву на деревьях.
И девушка бросилась из комнаты, оставив за собой в
воздухе шелест шелкового платья и изумленного Фому, — он не успел даже спросить ее — где отец? Яков Тарасович
был дома. Он, парадно одетый, в длинном сюртуке, с медалями на груди, стоял в дверях, раскинув руки и держась ими за косяки. Его зеленые глазки щупали Фому; почувствовав их взгляд, он поднял голову и встретился с ними.
День
был серый; сплошь покрытое осенними тучами небо отразилось в воде реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски, пароход плыл по одноцветному фону реки огромным, ярким пятном, и черный дым его дыхания тяжелой тучей стоял в
воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
И вслед за тем в
воздухе отчетливо раздалось площадное ругательство. Все сразу услыхали его и на секунду замолчали, отыскивая глазами того, кто обругал их. В эту секунду
были слышны только тяжелые вздохи машины да скрип рулевых цепей…
Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и
воздух был вовсе не ароматический.
Они хранили в жизни мирной // Привычки милой старины; // У них на масленице жирной // Водились русские блины; // Два раза в год они говели; // Любили круглые качели, // Подблюдны песни, хоровод; // В день Троицын, когда народ // Зевая слушает молебен, // Умильно на пучок зари // Они роняли слезки три; // Им квас как
воздух был потребен, // И за столом у них гостям // Носили блюда по чинам.
Неточные совпадения
Пир кончился, расходится // Народ. Уснув, осталися // Под ивой наши странники, // И тут же спал Ионушка // Да несколько упившихся // Не в меру мужиков. // Качаясь, Савва с Гришею // Вели домой родителя // И
пели; в чистом
воздухе // Над Волгой, как набатные, // Согласные и сильные // Гремели голоса:
— Не то еще услышите, // Как до утра пробудете: // Отсюда версты три //
Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку
пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в
воздухе // Час целый откликается… // Такие жеребцы!..
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в
воздухе замечалось словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее
было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но
была так редка, и зерно
было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
Трудно
было дышать в зараженном
воздухе; стали опасаться, чтоб к голоду не присоединилась еще чума, и для предотвращения зла, сейчас же составили комиссию, написали проект об устройстве временной больницы на десять кроватей, нащипали корпии и послали во все места по рапорту.
Раздался стук топора и визг
пилы;
воздух наполнился криками рабочих и грохотом падающих на землю бревен; пыль густым облаком нависла над городом и затемнила солнечный свет.