— И-эх, лей, кубышка, поливай, кубышка, не жалей, кубышка, хозяйского добришка! Будем пить,
будем баб любить, будем по миру ходить! С миру по нитке — бедному петля! А от той петли избавишься — на своих жилах удавишься…
Неточные совпадения
Бабу Матицу звали бранным словом; когда она напивалась пьяная, её толкали, били; однажды она,
выпивши, села под окно кухни, а повар облил её помоями…
— Чудак! — сокрушённо качая головой, проговорил Терентий. Илье сапожник тоже показался чудаком… Идя в школу, он на минутку зашёл в подвал посмотреть на покойницу. Там
было темно и тесно. Пришли
бабы сверху и, собравшись кучей в углу, где стояла постель, вполголоса разговаривали. Матица примеривала Маше какое-то платьишко и спрашивала...
Маше нравилось слушать густой голос этой женщины с глазами коровы. И, хотя от Матицы всегда пахло водкой, — это не мешало Маше влезать на колени
бабе, крепко прижимаясь к её большой, бугром выступавшей вперёд груди, и целовать её в толстые губы красиво очерченного рта. Матица приходила по утрам, а вечером у Маши собирались ребятишки. Они играли в карты, если не
было книг, но это случалось редко. Маша тоже с большим интересом слушала чтение, а в особенно страшных местах даже вскрикивала тихонько.
—
Ела я и всё думала про Перфишкину дочку… Давно я о ней думаю… Живёт она с вами — тобой да Яковом, — не
будет ей от того добра, думаю я… Испортите вы девчонку раньше время, и пойдёт она тогда моей дорогой… А моя дорога — поганая и проклятая… не ходят по ней
бабы и девки, а, как черви, ползут…
— Скоро уже девочка взрастёт. Я спрашивала которых знакомых кухарок и других
баб — нет ли места где для девочки? Нет ей места, говорят… Говорят — продай!.. Так ей
будет лучше… дадут ей денег и оденут… дадут и квартиру… Это бывает, бывает… Иной богатый, когда он уже станет хилым на тело да поганеньким и уже не любят его
бабы даром… то вот такой мерзюга покупает себе девочку… Может, это и хорошо ей… а всё же противно должно
быть сначала… Лучше бы без этого… Лучше уж жить ей голодной, да чистой, чем…
— Я думала — так лучше, — деревянным голосом проговорила
баба. — А надо
было сделать как хуже… Надо бы её тогда богатому продать… Он дал бы ей квартиру и одёжу и всё… Она потом прогнала бы его и жила… Многие живут так… от старика…
Я прямо скажу: на всей земле только и
есть две
бабы настоящие — с сердцем, — моя жена да Матица…
— А
есть такая сила, которая вырвать её хочет из моих рук… Эх, дьявол! Отец мой из-за
бабы погиб и мне, видно, ту же долю оставил…
— Дивлюсь, как люди рассуждают! — пожав плечами, насмешливо заговорил Илья. —
Баба для человека вроде скота… вроде лошади! Везёшь меня? Ну, старайся, бить не
буду. Не хошь везти? Трах её по башке!.. Да, черти, ведь и
баба — человек, и у неё свой характер
есть…
— А с чего это мне
быть доброму? — закричал Илья. — Кто меня по головке гладил?..
Был, может
быть, один человек, который меня любил… Да и то распутная
баба!
Он увидел на месте, что приказчик
был баба и дурак со всеми качествами дрянного приказчика, то есть вел аккуратно счет кур и яиц, пряжи и полотна, приносимых бабами, но не знал ни бельмеса в уборке хлеба и посевах, а в прибавленье ко всему подозревал мужиков в покушенье на жизнь свою.
— Что ж, что в поневе! И все бабы так ходят.
Будешь баба, по-бабьему и одеваться будешь. Станешь бабью работу работать, по домашеству старикам помогать — вот и обойдется у вас. Неужто ж лучше с утра до вечера, не разгибаючи спины, за пяльцами сидеть?
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая
была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день все это опишет: «Помнишь ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не то чтоб дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
Неточные совпадения
Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе
бабу, да и лежи весь век на полатях да
ешь пироги.
Есть мастера великие // Подлаживаться к барыням: // Сначала через
баб // Доступится до девичьей, // А там и до помещицы.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается // С охоты. Я к нему: // «Не выдай!
Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а
бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай, барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! // Иди домой, Федот!»
Помалчивали странники, // Покамест
бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.
На
баб нарядных глядючи, // Старообрядка злющая // Товарке говорит: // «
Быть голоду!
быть голоду!