Он скоро ушел на службу, а мать задумалась об «этом деле», которое изо дня в день упрямо и спокойно делают люди. И она
почувствовала себя перед ними, как перед горою в ночной час.
Неточные совпадения
Особенно боялись
его глаз, — маленькие, острые,
они сверлили людей, точно стальные буравчики, и каждый, кто встречался с
их взглядом,
чувствовал перед собой дикую силу, недоступную страху, готовую бить беспощадно.
Он ходил по комнате, взмахивая рукой
перед своим лицом, и как бы рубил что-то в воздухе, отсекал от самого
себя. Мать смотрела на
него с грустью и тревогой,
чувствуя, что в
нем надломилось что-то, больно
ему. Темные, опасные мысли об убийстве оставили ее: «Если убил не Весовщиков, никто из товарищей Павла не мог сделать этого», — думала она. Павел, опустив голову, слушал хохла, а тот настойчиво и сильно говорил...
Ушли
они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела
перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро
почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на
него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Вопрос тяжело толкнул ее в грудь —
перед нею встал Рыбин, и она
почувствовала себя виноватой, что сразу не заговорила о
нем. Наклонясь на стуле, она подвинулась к Николаю и, стараясь сохранить спокойствие, боясь позабыть что-нибудь, начала рассказывать.
Мать, недоумевая, улыбалась. Все происходившее сначала казалось ей лишним и нудным предисловием к чему-то страшному, что появится и сразу раздавит всех холодным ужасом. Но спокойные слова Павла и Андрея прозвучали так безбоязненно и твердо, точно
они были сказаны в маленьком домике слободки, а не
перед лицом суда. Горячая выходка Феди оживила ее. Что-то смелое росло в зале, и мать, по движению людей сзади
себя, догадывалась, что не она одна
чувствует это.
Довольно было этой случайной встречи, чтобы все так долго созидаемое душевное спокойствие разлетелось прахом, — и вот я опять не знаю, куда деваться от тоски. Мне вспоминается страстная речь этого человека, вспоминается жадное внимание, с каким его слушала Наташа; я вижу, как карикатурно-убога, убога его программа, и все-таки
чувствую себя перед ним таким маленьким и жалким. И передо мною опять встает вопрос: ну, а я-то, чем же я живу?
И может быть… Я все больше начинаю подозревать: может быть, ничего этого не будет. Я тоже бурьян. Когда Ивашкевич читал свою драму и я, всей душой противясь, невольно покорялся вставшей красоте, — я
почувствовал себя перед ним таким мелким и плоским. А вчера, — ну, уж расскажу и это, — вчера у Будиновских меня срезали позорно, как мальчишку.
Я
чувствовал себя перед ними виноватым и, то смиряясь, то возмущаясь против своего незаслуженного смирения и переходя к самонадеянности, никак не мог войти с ними в ровные, искренние отношения.
Неточные совпадения
Сверх того,
он уже потому
чувствовал себя беззащитным
перед демагогами, что последние, так сказать, считали
его своим созданием и в этом смысле действовали до крайности ловко.
— Но человек может
чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, — сказал Степан Аркадьич,
чувствуя, что
он кривит душою, признавая религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться в своем свободомыслии
перед особой, которая одним словом Поморскому может доставить
ему желаемое место.
— Что с тобой? — промолвил
он и, глянув на брата,
передал ей Митю. — Ты не хуже
себя чувствуешь? — спросил
он, подходя к Павлу Петровичу.
Он чувствовал себя очень плохо, нервный шок вызвал физическую слабость, урчало в кишечнике, какой-то странный шум кипел в ушах,
перед глазами мелькало удивленно вздрогнувшее лицо Тагильского, раздражало воспоминание о Харламове.
Войдя в свою улицу,
он почувствовал себя дома, пошел тише, скоро
перед ним встал человек с папиросой в зубах, с маузером в руке.