Неточные совпадения
— Уж коли они догадались о нас, — продолжает Досекин с усмешкой, — прятаться нам поздно и
говорить тут не о чем. О других я ничего не скажу, а
Кузин — полезный человек.
— Святой огонёк, батюшка, обсуши, обогрей! — весело
говорит Кузин.
— Ну, теперь определись к месту! —
говорит Кузин, чувствуя себя уставщиком. — Надо начинать благословясь.
Лесник высоким голосом что-то
говорит о своём сыне, Савелий с Миловым ругают крестьянский банк,
Кузин Громко
говорит возбуждённому Алёше...
— Ну да! — крикнул
Кузин. — Али мы спорим? Вы
говорите планты-то ваши.
— Ну, пёс с ими! — воскликнул
Кузин. — Эка важность — следят! А вот, — обратился он ко мне, — хорошо ты
говоришь, Егор Петров! Как псалом прочитал!
— Хорошо, брат, Егор Петров, речи ты
говоришь! — ворчит
Кузин, качаясь впереди меня и обильно брызгая водой и грязью на ноги мне. — А ты, Досекин, неладно! Ты, милый, нехорошо…
— Всё равно! —
говорит Кузин, но уже мягче. — Всё равно это, — я, не я.
После этого собрания повадился ко мне
Кузин и сидит, бывало, часа два-три, интересно рассказывая о старине. Мешает, а слушаешь внимательно, оторваться нельзя. Пьёт чай стакан за стаканом без конца, потеет, расстёгивает одёжу до ворота рубахи и вспоминает горькую старинку, страшную в простоте своей русскую мужичью жизнь. Неустанно гудит его крепкий, привычный к речам голос. Надо сказать, что, когда мужик тронется влево сердцем и умом, он немедля начинает
говорить о себе как об известном бунтаре.
Кузин смотрит на него ласковыми глазами, смотрит на Егора, на меня, как бы молча измеряя и сравнивая нас, потом беззаботно
говорит...
— Страшные, Ваня, думы! — снова тихо
говорит Кузин.
А
Кузин, качая головой,
говорит...
После этого
Кузин усилил свою беготню по округе, исчезал, неожиданно появлялся и
говорил...
Утешали нас с Егором Алёша и
Кузин: между ними наладилась какая-то особая дружба, бранчливая, насквозь прошитая взаимными издёвками. Всё чаще замечаем мы, сходятся они вдвоём, вместе путешествуют в город и с глазу на глаз, очевидно, иначе
говорят, а при людях обязательно задевают друг друга и насмешничают, словно конфузясь своей дружбы.
Кузин встал на ноги, встряхивая полы кафтана, и бойко
говорит...
Неточные совпадения
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами,
кузина: что мне за дело? Я закрываю глаза и уши, я слеп, глух и нем, —
говорил он, закрывая глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он, глядя прямо на нее, — вы почувствуете все, что я
говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас… на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
— За этот вопрос дайте еще руку. Я опять прежний Райский и опять
говорю вам: любите,
кузина, наслаждайтесь, помните, что я вам
говорил вот здесь… Только не забывайте до конца Райского. Но зачем вы полюбили… графа? — с улыбкой, тихо прибавил он.
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а граф Милари добивался свести это на большую дорогу — и
говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал глаз по неделе.
— Для страсти не нужно годов,
кузина: она может зародиться в одно мгновение. Но я и не уверяю вас в страсти, — уныло прибавил он, — а что я взволнован теперь — так я не лгу. Не
говорю опять, что я умру с отчаяния, что это вопрос моей жизни — нет; вы мне ничего не дали, и нечего вам отнять у меня, кроме надежд, которые я сам возбудил в себе… Это ощущение: оно, конечно, скоро пройдет, я знаю. Впечатление, за недостатком пищи, не упрочилось — и слава Богу!
— Да,
кузина, и я вам
говорю: остерегайтесь! Это опасные выходцы: может быть, под этой интересной бледностью, мягкими кошачьими манерами кроется бесстыдство, алчность и бог знает что! Он компрометирует вас…