Неточные совпадения
— Хотя — сознаюсь: на первых двух допросах боялась
я, что при обыске они нашли один адрес. А в общем
я ждала, что все это будет как-то серьезнее, умнее. Он
мне говорит: «Вот вы Лассаля читаете». — «А вы, спрашиваю,
не читали?» — «
Я, говорит, эти
вещи читаю по обязанности службы, а вам, девушке, — зачем?» Так и сказал.
—
Я ведь никогда
не чувствовала, что есть Россия, кроме Москвы. Конечно, учила географию, но — что же география? Каталог
вещей,
не нужных
мне. А теперь вот вижу, что существует огромная Россия и ты прав: плохое в ней преувеличивают нарочно, из соображений политических.
— То есть
не по поручению, а по случаю пришлось
мне поймать на деле одного полотера, он замечательно приспособился воровать мелкие
вещи, — кольца, серьги, броши и вообще. И вот, знаете, наблюдаю за ним. Натирает он в богатом доме паркет. В будуаре-с. Мальчишку-помощника выслал, живенько открыл отмычкой ящик в трюмо, взял что следовало и погрузил в мастику. Прелестно. А затем-с…
— О таких
вещах всем
не рассказывают, — ответил Гогин, садясь, и ткнул недокуренную папиросу в пепельницу. — Видите ли, — более решительно и строго заговорил он, —
я, в некотором роде, официальное лицо, комитет поручил
мне узнать у вас: вы
не замечали в ее поведении каких-либо… странностей?
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум,
я —
не решаю; но
я чувствую, что он —
не число,
не вес и мера, нет, нет!
Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «
я», а
не в микрокосме,
не среди
вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
— Ради ее именно
я решила жить здесь, — этим все сказано! — торжественно ответила Лидия. — Она и нашла
мне этот дом, — уютный,
не правда ли? И всю обстановку, все такое солидное, спокойное.
Я не выношу новых
вещей, — они, по ночам, трещат.
Я люблю тишину. Помнишь Диомидова? «Человек приближается к себе самому только в совершенной тишине». Ты ничего
не знаешь о Диомидове?
—
Я — эстет, — говорил он, укрепляя салфетку под бородой. — Для
меня революция — тоже искусство, трагическое искусство немногих сильных, искусство героев. Но —
не масс, как думают немецкие социалисты, о нет,
не масс! Масса — это вещество, из которого делаются герои, это материал, но —
не вещь!
—
Я Варваре Кирилловне служу, и от нее распоряжений
не имею для вас… — Она ходила за Самгиным, останавливаясь в дверях каждой комнаты и, очевидно, опасаясь, как бы он
не взял и
не спрятал в карман какую-либо
вещь, и возбуждая у хозяина желание стукнуть ее чем-нибудь по голове. Это продолжалось минут двадцать, все время натягивая нервы Самгина. Он курил, ходил, сидел и чувствовал, что поведение его укрепляет подозрения этой двуногой щуки.
«Да, эта бабища внесла в мою жизнь какую-то темную путаницу. Более того — едва
не погубила
меня. Вот если б можно было ввести Бердникова… Да, написать повесть об этом убийстве — интересное дело. Писать надобно очень тонко, обдуманно, вот в такой тишине, в такой уютной, теплой комнате, среди
вещей, приятных для глаз».
— «Друг мой, говорю
я ему, эти
вещи нужно понимать до конца или
не следует понимать, живи полузакрыв глаза». — «Но — позволь, возражает он,
я же премьер-министр!» — «Тогда — совсем закрой глаза!»
— Как же не содержанкой? Мать мне сама призналась, что она получала от вас несколько месяцев по триста рублей серебром каждый, и я надеюсь, что деньги эти вы давали ей за меня, и она, полагаю, знала, что это вы платите за меня!.. Как же вы оба смели не сказать мне о том?..
Я не вещь неодушевленная, которую можно нанимать и отдавать в наем, не спрашивая даже ее согласия!
Неточные совпадения
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная
вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право,
мне ты очень нравишься. В дороге
не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
— «
Я не мир, а меч принес», говорит Христос, — с своей стороны возразил Сергей Иваныч, просто, как будто самую понятную
вещь приводя то самое место из Евангелия, которое всегда более всего смущало Левина.
— Да,
я его знаю.
Я не могла без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что
меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две
вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она
не простит», всё говорит он.
— Нет, отчего?
Я скажу, — просто сказала Варенька и,
не дожидаясь ответа, продолжала: — да, это воспоминание, и было тяжелое когда-то.
Я любила одного человека, и эту
вещь я пела ему.
— Нет,
я и сама
не успею, — сказала она и тотчас же подумала: «стало быть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как
я хотела». — Нет, как ты хотел, так и делай. Иди в столовую,
я сейчас приду, только отобрать эти ненужные
вещи, — сказала она, передавая на руку Аннушки, на которой уже лежала гора тряпок, еще что-то.