Неточные совпадения
Стекла окна кропил дождь, капли его стучали по стеклам, как дитя пальцами. Ветер
гудел в
трубе. Самгин хотел есть. Слушать бас Дьякона было скучно, а он говорил, глядя под стол...
По пути домой он застрял на почтовой станции, где не оказалось лошадей, спросил самовар, а пока собирали чай, неохотно посыпался мелкий дождь, затем он стал
гуще, упрямее, крупней, — заиграли синие молнии, загремел гром, сердитым конем зафыркал ветер в печной
трубе — и начал хлестать, как из ведра, в стекла окон.
— Да, стреляют из пушки, — сказал он, проходя в комнаты. В столовой неприятно ныли верхние, не покрытые инеем стекла окон, в
трубе печки
гудело, далеко над крышами кружились галки и вороны, мелькая, точно осенний лист.
Дождь сыпался все
гуще, пространство сокращалось, люди шумели скупее, им вторило плачевное хлюпанье воды в
трубах водостоков, и весь шум одолевал бойкий торопливый рассказ человека с креслом на голове; половина лица его, приплюснутая тяжестью, была невидима, виден был только нос и подбородок, на котором вздрагивала черная, курчавая бороденка.
В
трубе печи шершаво вздыхал,
гудел, посвистывал ветер.
Все это совершалось в синеватом сумраке, наполненном дымом махорки, сумрак становился
гуще, а вздохи, вой и свист ветра в
трубе печи — слышнее.
Медленно прошел день, бессонная ночь и еще более медленно другой день. Она ждала кого-то, но никто не являлся. Наступил вечер. И — ночь. Вздыхал и шаркал по стене холодный дождь, в
трубе гудело, под полом возилось что-то. С крыши капала вода, и унылый звук ее падения странно сливался со стуком часов. Казалось, весь дом тихо качается, и все вокруг было ненужным, омертвело в тоске…
Это был тонкий бабий голос, и, точно желая передразнить его, в
трубе загудел ветер тоже тонким голосом. Прошло с полминуты, и опять послышалось сквозь шум ветра, но уже как будто с другого конца двора:
Мгновенно налились водою колдобины и колеи, под ногами размокло, поползло, зашлепало, до нитки промокло платье, и щекотали лицо и губы крепкие струи —
трубою гудел дождь, теплейший ливень.
На дворе с свирепым неистовством выл ветер, обдавая огромные окна целыми потоками мутного осеннего ливня, и гремел листами кровельных загибов; печные
трубы гудели с перерывами — точно они вздыхали или как будто в них что-то врывалось, задерживалось и снова еще сильнее напирало.
Неточные совпадения
Самовар
загудел в
трубе; рабочие и семейные, убравшись с лошадьми, пошли обедать. Левин, достав из коляски свою провизию, пригласил с собою старика напиться чаю.
Всю дорогу он был весел необыкновенно, посвистывал, наигрывал губами, приставивши ко рту кулак, как будто играл на
трубе, и наконец затянул какую-то песню, до такой степени необыкновенную, что сам Селифан слушал, слушал и потом, покачав слегка головой, сказал: «Вишь ты, как барин поет!» Были уже
густые сумерки, когда подъехали они к городу.
Действительно, как раз рядом со мной
гудел водопад, рассыпавшийся миллионами грязных брызг, едва освещенных бледно-желтоватым светом из отверстия уличной
трубы.
Вечерами над заводом колебалось мутно-красное зарево, освещая концы
труб, и было похоже, что
трубы не от земли к небу поднялись, а опускаются к земле из этого дымного облака, — опускаются, дышат красным и воют,
гудят.
Шаркали по крыше тоскливые вьюги, за дверью на чердаке гулял-гудел ветер, похоронно пело в
трубе, дребезжали вьюшки, днем каркали вороны, тихими ночами с поля доносился заунывный вой волков, — под эту музыку и росло сердце.