Старик, вежливо улыбаясь, свертывал рукопись трубочкой, скромно садился на стул под картой России и полчаса, а иногда больше, слушал беседу сотрудников, присматривался к людям сквозь
толстые стекла очков; а люди единодушно не обращали на него внимания.
Неточные совпадения
Бархатные, тупоносые сапоги на уродливо
толстых подошвах, должно быть, очень тяжелы, но человек шагал бесшумно, его ноги, не поднимаясь от земли, скользили по ней, как по маслу или по
стеклу.
Дверь гостиницы оказалась запертой, за нею — темнота. К
стеклу прижалось
толстое лицо швейцара; щелкнул замок, взныли
стекла, лицо Самгина овеял теплый запах съестного.
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком;
толстый ковер лежал на полу, стены тоже были завешаны коврами, высоко на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело
стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и золотом, — далеко отсюда.
Перед нею — лампа под белым абажуром, две стеариновые свечи,
толстая книга в желтом переплете; лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается цвет клеенки; в
стеклах очков дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на страх людям.
Озябшими руками Самгин снял очки, протер
стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи,
толстой, как водосточная труба, голова змеи — на плече женщины.
За окном буйно кружилась, выла и свистела вьюга, бросая в
стекла снегом, изредка в белых вихрях появлялся, исчезал большой, черный, бородатый царь на
толстом, неподвижном коне, он сдерживал коня, как бы потеряв путь, не зная, куда ехать.
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная окнами. По грязным
стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией поднималась на крышу, ясно было, что это окна кухонь. В одном углу комнаты рояль, над ним черная картина с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный,
толстый нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым, черным буфетом с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
Я покорно пошел, размахивая ненужными, посторонними руками. Глаз нельзя было поднять, все время шел в диком, перевернутом вниз головой мире: вот какие-то машины — фундаментом вверх, и антиподно приклеенные ногами к потолку люди, и еще ниже — скованное
толстым стеклом мостовой небо. Помню: обидней всего было, что последний раз в жизни я увидел это вот так, опрокинуто, не по-настоящему. Но глаз поднять было нельзя.
Этот человек знал простой смысл всех мудрых слов, у него были ключи ко всем тайнам. Поправив очки двумя пальцами, он пристально смотрел сквозь
толстые стекла в глаза мне и говорил, словно мелкие гвозди вбивая в мой лоб.
И достает он тут из кармана серебряные часы луковицей [Часы луковицей — карманные старинные часы с выпуклым
толстым стеклом, напоминающие своей формой луковицу.], с написанным на циферблате розаном и с бронзовой цепочкой! Я так и сомлел от восторга, — а тетка, Пелагея Петровна, как закричит во все горло:
Ходила, держа голову неподвижно, и хотя на носу её красовались очки с
толстыми стёклами, она жила наощупь, тыкая в пол палкой, простирая правую руку вперёд.
Неточные совпадения
И теперь еще, при конце плавания, я помню то тяжелое впечатление, от которого сжалось сердце, когда я в первый раз вглядывался в принадлежности судна, заглянул в трюм, в темные закоулки, как мышиные норки, куда едва доходит бледный луч света чрез
толстое в ладонь
стекло.
Но особенно он памятен мне в праздничные вечера; когда дед и дядя Михаил уходили в гости, в кухне являлся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай с обильной закуской и водкой в зеленом штофе с красными цветами, искусно вылитыми из
стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыганок; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными
стеклами очков; нянька Евгенья, рябая, краснорожая и
толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и трубным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще какие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов.
Я кое-как подполз к окошку и с удовольствием смотрел в него; ночь была месячная, светлая;
толстые вехи, а иногда деревья быстро мелькали, но, увы! скоро и это удовольствие исчезло:
стекла затуманились, разрисовались снежными узорами и наконец покрылись густым слоем непроницаемого инея.
Именно: Родион Антоныч взял
толстый хрустальный стакан, истолок его в порошок и это толченое
стекло выпил преблагополучным образом.
Когда на дикой, чистой, вольной речке или ручье сделают первую мельницу и запрудят воду плотиной из свежего хвороста и земли, пригнетя сверху несколькими пластами
толстого дерна, взодранного плугом, то в первые годы в этом пруду, чистом и прозрачном, как
стекло, живут пеструшка, красуля и кутема.