Бывал у дяди Хрисанфа краснолысый, краснолицый профессор, автор программной статьи, написанной им лет десять тому назад; в статье этой он доказывал, что революция в России неосуществима, что нужно постепенное слияние всех оппозиционных
сил страны в одну партию реформ, партия эта должна постепенно добиться от царя созыва земского собора.
Неточные совпадения
Гениальнейший художник, который так изумительно тонко чувствовал
силу зла, что казался творцом его, дьяволом, разоблачающим самого себя, — художник этот, в
стране, где большинство господ было такими же рабами, как их слуги, истерически кричал...
И теперь сквозь хаос всего, что он пережил, возникали эпические фигуры героев Суоми, борцов против Хииси и Луохи, стихийных
сил суровой природы, ее Орфея Вейнемейнена, сына Ильматар, которая тридцать лет носила его во чреве своем, веселого Лемникейнена — Бальдура финнов, Ильмаринена, сковавшего Сампо, сокровище
страны.
— Не думаю, что вы добьетесь чего-нибудь, но совершенно ясно, что огромное количество ценных
сил тратится, не принося
стране никакой пользы. А Россия прежде всего нуждается в десятках тысяч научно квалифицированной интеллигенции…
«Нет, — до чего же анархизирует людей эта жизнь! Действительно нужна какая-то устрашающая
сила, которая поставила бы всех людей на колени, как они стояли на Дворцовой площади пред этим ничтожным царем. Его бессилие губит
страну, развращает людей, выдвигая вождями трусливых попов».
— Вы же видите: Дума не в
силах умиротворить
страну. Нам нужна диктатура, надо, чтоб кто-нибудь из великих князей…
Газеты большевиков раздражали его еще более сильно, раздражали и враждебно тревожили. В этих газетах он чувствовал явное намерение поссорить его с самим собою, ‹убедить его в безвыходности положения
страны,› неправильности всех его оценок, всех навыков мысли. Они действовали иронией, насмешкой, возмущали грубостью языка, прямолинейностью мысли. Их материал освещался социальной философией, и это была «система фраз», которую он не в
силах был оспорить.
«Русь наша —
страна силы неистощимой»… «Нет, не мы, книжники, мечтатели, пленники красивого слова, не мы вершим судьбы родины — есть иная, незримая
сила, —
сила простых сердцем и умом…»
— Надобно расширить круг внимания к жизни, — докторально посоветовал Клим Иванович. — Вы, жители многочисленных губерний, уездов, промысловых сел, вы — настоящая Русь… подлинные хозяева ее, вы —
сила, вас миллионы. Не миллионеры, не чиновники, а именно вы должны бы править
страной, вы, демократия… Вы должны посылать в Думу не Ногайцевых, вам самим надобно идти в нее.
Он помнил эту команду с детства, когда она раздавалась в тишине провинциального города уверенно и властно, хотя долетала издали, с поля. Здесь, в городе, который командует всеми
силами огромной
страны, жизнью полутораста миллионов людей, возглас этот звучал раздраженно и безнадежно или уныло и бессильно, как просьба или же точно крик отчаяния.
«Обыватель относится к армии, к солдатам скептически». — «
Страна, видимо, исчерпала весь запас отборной живой
силы». — «Война — надоела, ее нужно окончить».
«Очевидно,
страна израсходовала все свои здоровые
силы… Партия Милюкова — это все, что оказалось накопленным в XIX веке и что пытается организовать буржуазию… Вступить в эту партию? Ограничить себя ее программой, подчиниться руководству дельцов, потерять в их среде свое лицо…»
Тупые консерваторы и революционеры алжирски-ламартиновского толка помогали плутам и пройдохам, окружавшим Наполеона, и ему самому в приготовлении сетей шпионства и надзора, чтоб, растянувши их на всю Францию, в данную минуту поймать и задушить по телеграфу, из министерства внутренних дел и Elysée, все деятельные
силы страны.
Неточные совпадения
Удовольствуйтесь беглыми заметками, не о
стране, не о
силах и богатстве ее; не о жителях, не о их нравах, а о том только, что мелькнуло у меня в глазах.
Местность
страны — неограниченные пустые пространства — дает им средства противиться
силе оружия.
Творчество ценностей духовной культуры совсем не пропорционально государственной и экономической
силе первенствующих
стран.
Но я люблю полунощные
страны // Мне любо их могучую природу // Будить от сна и звать из недр земных // Родящую, таинственную
силу, // Несущую беспечным берендеям // Обилье жит неприхотливых.
А между тем такова
сила речи сказанной, такова мощь слова в
стране, молчащей и не привыкнувшей к независимому говору, что «Письмо» Чаадаева потрясло всю мыслящую Россию.