Неточные совпадения
Его рябое, остроносое лицо пестрело, покрываясь красными пятнами,
глаза гневно
сверкали; Клим боялся, что Варавка ударит его.
Возвращаясь на парту, Клим видел ряды шарообразных, стриженых голов с оскаленными зубами, разноцветные
глаза сверкали смехом. Видеть это было обидно до слез.
Так же, как раньше, неутомимый в играх, изобретательный в шалостях, он слишком легко раздражался, на рябом лице его вспыхивали мелкие, красные пятна,
глаза сверкали задорно и злобно, а улыбаясь, он так обнажал зубы, точно хотел укусить.
Но с этого дня он заболел острой враждой к Борису, а тот, быстро уловив это чувство, стал настойчиво разжигать его, высмеивая почти каждый шаг, каждое слово Клима. Прогулка на пароходе, очевидно, не успокоила Бориса, он остался таким же нервным, каким приехал из Москвы, так же подозрительно и сердито
сверкали его темные
глаза, а иногда вдруг им овладевала странная растерянность, усталость, он прекращал игру и уходил куда-то.
Говоря, Томилин делал широкие, расталкивающие жесты, голос его звучал властно,
глаза сверкали строго. Клим наблюдал его с удивлением и завистью. Как быстро и резко изменяются люди! А он все еще играет унизительную роль человека, на которого все смотрят, как на ящик для мусора своих мнений. Когда он уходил, Томилин настойчиво сказал ему...
Лицо у нее было оплакано, подбородок дрожал, но Климу казалось, что зеленоватые
глаза ее
сверкают злобно.
Она не укрощалась, хотя сердитые огоньки в ее
глазах сверкали как будто уже менее часто. И расспрашивала она не так назойливо, но у нее возникло новое настроение. Оно обнаружилось как-то сразу. Среди ночи она, вскочив с постели, подбежала к окну, раскрыла его и, полуголая, села на подоконник.
Теперь Клим видел лицо Диомидова, видел его синеватые
глаза, они
сверкали ожесточенно, желтые усы сердито шевелились, подбородок дрожал.
Его лицо, надутое, как воздушный пузырь, казалось освещенным изнутри красным огнем, а уши были лиловые, точно у пьяницы;
глаза, узенькие, как два тире, изучали Варвару. С нелепой быстротой он бросал в рот себе бисквиты,
сверкал чиненными золотом зубами и пил содовую воду, подливая в нее херес. Мать, похожая на чопорную гувернантку из англичанок, занимала Варвару, рассказывая...
В то время, как, вздрагивая, извиваясь и обессилев, тело явно уступало грубым ласкам невидимых рук, лицо ее улыбалось томной, но остренькой улыбкой,
глаза сверкали вызывающе и насмешливо.
Он снова задумался, высоко подняв брови. В это утро он блестел более, чем всегда, и более крепок был запах одеколона, исходивший от него. Холеное лицо его солидно лоснилось,
сверкал перламутр ногтей. Только
глаза его играли вопросительно, как будто немножко тревожно.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах
сверкали маленькие, узкие
глаза.
Толстое лицо его надувалось и опадало,
глаза, побелев, ледянисто
сверкали, и вся крупная, широкогрудая фигура, казалось, росла.
Сверкая желтыми белками
глаз, Григорий Ермолаев покрикивал на людей...
Издали по коридору медленно плыла Алина. В расстегнутой шубке, с шалью на плечах, со встрепанной прической, она казалась неестественно большой. Когда она подошла, Самгин почувствовал, что уговаривать ее бесполезно: лицо у нее было окостеневшее,
глаза провалились в темные глазницы, а зрачки как будто кипели,
сверкая бешенством.
Самгин был доволен, что Варвара помешала ему ответить. Она вошла в столовую, приподняв плечи так, как будто ее ударили по голове. От этого ее длинная шея стала нормальной, короче, но лицо покраснело, и
глаза сверкали зеленым гневом.
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по снегу на крышах ползли тени дыма,
сверкали в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся обоз, темные маленькие лошади качали головами, шли толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное
глазам.
Но тут из
глаз ее покатились слезы, и Самгин подумал, что плакать она — не умеет:
глаза открыты и ярко
сверкают, рот улыбается, она колотит себя кулаками по коленям и вся воинственно оживлена. Слезы ее — не настоящие, не нужны, это — не слезы боли, обиды. Она говорила низким голосом...
Он посмотрел на нее через плечо, — нет, она трезва, омытые слезами
глаза ее
сверкают ясно, а слова звучат уже твердо.
«Иноков, — сообразил Самгин, когда из-под козырька фуражки на него
сверкнули очень знакомые
глаза. — Это Иноков. С револьвером. Экспроприация».
И, поглаживая животище, вздувшийся почти до подбородка, похлопывая его ладонью,
сверкая изумрудом на пальце и улыбочкой в
глазах, он докончил...
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он не слышал, как Попов стучал в дверь, и поднял голову, когда дверь открылась. Размашисто бросив шляпу на стул, отирая платком отсыревшее лицо, Попов шел к столу, выкатив
глаза,
сверкая зубами.
Красное лицо его поблекло, прищуренные
глаза нехорошо
сверкнули.
Говорил очень высокий старик, с длинной остроконечной бородой, она опускалась с темного, костлявого лица, на котором
сверкали круглые, черные
глаза и вздрагивал острый нос.
Кошмарное знакомство становилось все теснее и тяжелей. Поручик Петров сидел плечо в плечо с Климом Самгиным, хлопал его ладонью по колену, толкал его локтем, плечом, радовался чему-то, и Самгин убеждался, что рядом с ним — человек ненормальный, невменяемый. Его узенькие, монгольские
глаза как-то неестественно прыгали в глазницах и
сверкали, точно рыбья чешуя. Самгин вспомнил поручика Трифонова, тот был менее опасен, простодушнее этого.
Она шутила, но Самгин знал, что она сердится, искусно раскрашенное лицо ее улыбалось, но
глаза сверкали сухо, и маленькие уши как будто распухли, туго налитые фиолетовой кровью.