Неточные совпадения
В углу у стены, изголовьем к
окну, выходившему на низенькую крышу, стояла кровать, покрытая белым пикейным одеялом, белая занавесь закрывала стекла
окна; из-за крыши
поднимались бледно-розовые ветви цветущих яблонь и вишен.
Шагая по тепленьким, озорниковато запутанным переулкам, он обдумывал, что скажет Лидии, как будет вести себя, беседуя с нею; разглядывал пестрые, уютные домики с ласковыми
окнами, с цветами на подоконниках. Над заборами
поднимались к солнцу ветви деревьев, в воздухе чувствовался тонкий, сладковатый запах только что раскрывшихся почек.
Затем явилось тянущее, как боль, отвращение к окружающему, к этим стенам в пестрых квадратах картин, к черным стеклам
окон, прорубленных во тьму, к столу, от которого
поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
— Самгин, земляк мой и друг детства! — вскричала она, вводя Клима в пустоватую комнату с крашеным и покосившимся к
окнам полом. Из дыма
поднялся небольшой человек, торопливо схватил руку Самгина и, дергая ее в разные стороны, тихо, виновато сказал...
По внутренней лестнице в два марша, узкой и темной,
поднялись в сумрачную комнату с низким потолком, с двумя
окнами, в углу одного из них взвизгивал жестяный вертун форточки, вгоняя в комнату кудрявую струю морозного воздуха.
По ночам, волнуемый привычкой к женщине, сердито и обиженно думал о Лидии, а как-то вечером
поднялся наверх в ее комнату и был неприятно удивлен: на пружинной сетке кровати лежал свернутый матрац, подушки и белье убраны, зеркало закрыто газетной бумагой, кресло у
окна — в сером чехле, все мелкие вещи спрятаны, цветов на подоконниках нет.
Поднялись на Гудаур, молча ели шашлык, пили густое лиловое вино. Потом в комнате, отведенной им, Варвара, полураздевшись, устало села на постель и сказала, глядя в черное
окно...
Через несколько минут он растянулся на диване и замолчал; одеяло на груди его волнообразно
поднималось и опускалось, как земля за
окном.
Окно то срезало верхушки деревьев, то резало деревья под корень; взмахивая ветвями, они бежали прочь. Самгин смотрел на крупный, вздернутый нос, на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече с таким барином…
Самгин оглядывался. Комната была обставлена, как в дорогом отеле, треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая кровать, оттуда доносился очень сильный запах духов. Два открытых
окна выходили в небольшой старый сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины деревьев
поднимались на высоту
окон, сладковато пахучая сырость втекала в комнату, в ней было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех
окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная
окнами. По грязным стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией
поднималась на крышу, ясно было, что это
окна кухонь. В одном углу комнаты рояль, над ним черная картина с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный, толстый нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым, черным буфетом с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
Неточные совпадения
«Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков», смиренно и певуче ответил старичок-священник, продолжая перебирать что-то на аналое. И, наполняя всю церковь от
окон до сводов, стройно и широко
поднялся, усилился, остановился на мгновение и тихо замер полный аккорд невидимого клира.
Из
окон комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей в его доме роль экономки, падал свет на снег площадки пред домом. Она не спала еще. Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал на крыльцо. Лягавая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже и визжала, терлась об его колени,
поднималась и хотела и не смела положить передние лапы ему на грудь.
Ему не гулялось, не ходилось, не хотелось даже
подняться вверх взглянуть на отдаленности и виды, не хотелось даже растворять
окна затем, чтобы забрать свежего воздуха в комнату, и прекрасный вид деревни, которым не мог равнодушно любоваться никакой посетитель, точно не существовал для самого хозяина.
Он подошел к
окну,
поднялся на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного внимания высматривал во дворе.
Ему даже отойти от них не хотелось, но он
поднялся по лестнице и вошел в большую, высокую залу, и опять и тут везде, у
окон, около растворенных дверей на террасу, на самой террасе, везде были цветы.