Неточные совпадения
Сняв пальто, он
оказался в сюртуке, в накрахмаленной рубашке с желтыми пятнами на груди, из-под коротко подстриженной бороды торчал лиловый галстух бабочкой. Волосы на голове он тоже подстриг, они лежали раздвоенным чепчиком, и
лицо Томилина потеряло сходство с нерукотворенным образом Христа. Только фарфоровые глаза остались неподвижны, и, как всегда, хмурились колючие, рыжие брови.
— Это о выставке? — спросил он, отгоняя рукописью Клима дерзкую муху, она упрямо хотела сесть на висок редактора, напиться пота его. — Иноков
оказался совершенно неудачным корреспондентом, — продолжал он, шлепнув рукописью по виску своему, и сморщил
лицо, следя, как муха ошалело носится над столом. — Он — мизантроп, Иноков, это у него, вероятно, от запоров. Психиатр Ковалевский говорил мне, что Тимон Афинский страдал запорами и что это вообще признак…
Клим думал, что, если б Томилин сбрил толстоволосую бороду,
оказалось бы, что
лицо у него твердое, как арбуз.
— Очень рад, — сказал третий, рыжеватый, костлявый человечек в толстом пиджаке и стоптанных сапогах.
Лицо у него было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она очень беспокоила его, он дергал ее левой рукою, и от этого толстые губы его растерянно улыбались, остренькие глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса
оказался Поярков, он сидел в углу, за шкафом, туго набитым книгами в переплетах.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и
оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его
лицо, —
лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя в порядок, постричься, помыться. Через минуту Гапон сидел на стуле среди комнаты, а человек с
лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы
оказались тупыми или человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
Дверь гостиницы
оказалась запертой, за нею — темнота. К стеклу прижалось толстое
лицо швейцара; щелкнул замок, взныли стекла,
лицо Самгина овеял теплый запах съестного.
— Да — вот что: на Каме, на пароходе — сестра милосердия, знакомое
лицо, а — кто? Не могу вспомнить. Вдруг она эдак поежилась, закуталась пледом — Лидия Тимофеевна.
Оказалось, везет мужа в Тверь — хоронить.
Негодовала не одна Варвара, ее приятели тоже возмущались. Оракулом этих дней был «удивительно осведомленный» Брагин. Он подстриг волосы и уже заменил красный галстук синим в полоску; теперь галстук не скрывал его подбородка, и
оказалось, что подбородок уродливо острый, загнут вверх, точно у беззубого старика, от этого восковой нос Брагина стал длиннее, да и все
лицо обиженно вытянулось. Фыркая и кашляя, он говорил...
Первый раз Клим Самгин видел этого человека без башлыка и был удивлен тем, что Яков
оказался лишенным каких-либо особых примет. Обыкновенное
лицо, — такие весьма часто встречаются среди кондукторов на пассажирских поездах, — только глаза смотрят как-то особенно пристально.
Лица Капитана и многих других рабочих значительно характернее.
Дверь открыла пожилая горничная в белой наколке на голове, в накрахмаленном переднике;
лицо у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» —
оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
В жизнь Самгина бесшумно вошел Миша. Он
оказался исполнительным лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел в
лицо Самгина красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел за маленьким столом в углу приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами. Попросил разрешения читать книги и, получив его, тихо сказал...
Девица Анна Обоимова
оказалась маленькой, толстенькой, с желтым
лицом и, видимо, очарованной чем-то: в ее бесцветных глазах неистребимо застыла мягкая, радостная улыбочка, дряблые губы однообразно растягивались и сжимались бантиком, — говорила она обо всем вполголоса, как о тайном и приятном; умильная улыбка не исчезла с
лица ее и тогда, когда девица сообщила Самгину...
Открыл форточку в окне и, шагая по комнате, с папиросой в зубах, заметил на подзеркальнике золотые часы Варвары, взял их, взвесил на ладони. Эти часы подарил ей он. Когда будут прибирать комнату, их могут украсть. Он положил часы в карман своих брюк. Затем, взглянув на отраженное в зеркале озабоченное
лицо свое, открыл сумку. В ней
оказалась пудреница, перчатки, записная книжка, флакон английской соли, карандаш от мигрени, золотой браслет, семьдесят три рубля бумажками, целая горсть серебра.
Человек — скрылся, явилась Олька, высокая, стройная девица, с толстой косой и
лицом настолько румяным, что пышные губы ее были почти незаметны. Она
оказалась тоже неразговорчивой и на вопрос: «Это чей дом?» — ответила...
Когда Самгин вышел к чаю — у самовара
оказался только один городской голова в синей рубахе, в рыжем шерстяном жилете, в широчайших шароварах черного сукна и в меховых туфлях. Красное
лицо его, налитое жиром, не очень украшала жидкая серая борода, на шишковатом черепе волосы, тоже серые, росли скупо. Маленькие опухшие желтые глазки сияли благодушно.
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было идти в суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом
лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он
оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.
«Очевидно, страна израсходовала все свои здоровые силы… Партия Милюкова — это все, что
оказалось накопленным в XIX веке и что пытается организовать буржуазию… Вступить в эту партию? Ограничить себя ее программой, подчиниться руководству дельцов, потерять в их среде свое
лицо…»
Неточные совпадения
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами
лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом
лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все
оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и
лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
«Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой
оказалась русская, женщина лет пятидесяти, опрятно одетая, с благообразным умным
лицом и степенною речью.
Старик один засмеялся; Аркадий выразил улыбку на своем
лице. Базаров только затянулся. Беседа продолжалась таким образом около часа; Аркадий успел сходить в свою комнату, которая
оказалась предбанником, но очень уютным и чистым. Наконец вошла Танюша и доложила, что обед готов.
Она поглядела на него молча, как будто поверяла слова его, сравнила с тем, что у него написано на
лице, и улыбнулась; поверка
оказалась удовлетворительною. На
лице ее разлито было дыхание счастья, но мирного, которое, казалось, ничем не возмутишь. Видно, что у ней не было тяжело на сердце, а только хорошо, как в природе в это тихое утро.
Вот тут Райский поверял себя, что улетало из накопившегося в день запаса мыслей, желаний, ощущений, встреч и
лиц.
Оказывалось, что улетало все — и с ним оставалась только Вера. Он с досадой вертелся в постели и засыпал — все с одной мыслью и просыпался с нею же.