Неточные совпадения
Но добродушного, неуклюжего Дмитрия любили за то, что он позволял командовать собой, никогда
не спорил,
не обижался, терпеливо и неумело
играл самые незаметные, невыгодные
роли.
Наедине с самим собою
не было необходимости
играть привычную
роль, и Клим очень медленно поправлялся от удара, нанесенного ему.
Жизнь брата
не интересовала Клима, но после этой сцены он стал более внимательно наблюдать за Дмитрием. Он скоро убедился, что брат, подчиняясь влиянию Кутузова,
играет при нем почти унизительную
роль служащего его интересам и целям. Однажды Клим сказал это Дмитрию братолюбиво и серьезно, как умел. Но брат, изумленно выкатив овечьи глаза, засмеялся...
— Вы, Самгин, рассуждаете наивно. У вас в голове каша. Невозможно понять: кто вы? Идеалист? Нет. Скептик?
Не похоже. Да и когда бы вам, юноша, нажить скепсис? Вот у Туробоева скептицизм законен; это мироощущение человека, который хорошо чувствует, что его класс
сыграл свою
роль и быстро сползает по наклонной плоскости в небытие.
Потер озябшие руки и облегченно вздохнул. Значит, Нехаева только
играла роль человека, зараженного пессимизмом,
играла для того, чтоб, осветив себя необыкновенным светом, привлечь к себе внимание мужчины. Так поступают самки каких-то насекомых. Клим Самгин чувствовал, что к радости его открытия примешивается злоба на кого-то. Трудно было понять: на Нехаеву или на себя? Или на что-то неуловимое, что
не позволяет ему найти точку опоры?
— Вот что, Клим: Алина
не глупее меня. Я
не играю никакой
роли в ее романе. Лютова я люблю. Туробоев нравится мне. И, наконец, я
не желаю, чтоб мое отношение к людям корректировалось тобою или кем-нибудь другим.
По воскресеньям, вечерами, у дяди Хрисанфа собирались его приятели, люди солидного возраста и одинакового настроения; все они были обижены, и каждый из них приносил слухи и факты, еще более углублявшие их обиды; все они любили выпить и поесть, а дядя Хрисанф обладал огромной кухаркой Анфимовной, которая пекла изумительные кулебяки. Среди этих людей было два актера, убежденных, что они
сыграли все
роли свои так, как никто никогда
не играл и уже никто
не сыграет.
В искренность ее комплиментов Самгин остерегался верить, подозревая, что хотя Варвара и
не умна, но
играет роль, забавляющую ее так же, как забавляется он, издеваясь над нею.
«Эти люди чувствуют меня своим, — явный признак их тупости… Если б я хотел, — я, пожалуй, мог бы
играть в их среде значительную
роль. Донесет ли на них Диомидов? Он должен бы сделать это. Мне, конечно,
не следует ходить к Варваре».
«
Не хочу
играть роль Исаака, найдите барана!»
Самгин вспомнил, что с месяц тому назад он читал в пошлом «Московском листке» скандальную заметку о студенте с фамилией, скрытой под буквой Т. Студент обвинял горничную дома свиданий в краже у него денег, но свидетели обвиняемой показали, что она всю эту ночь до утра
играла роль не горничной, а клиентки дома, была занята с другим гостем и потому — истец ошибается, он даже
не мог видеть ее. Заметка была озаглавлена: «Ошибка ученого».
Холод сердито щипал лицо. Самгин шел и думал, что, когда Варвара станет его любовницей, для нее наступят
не сладкие дни. Да. Она, вероятно, все уже испытала с Маракуевым или с каким-нибудь актером, и это лишило ее права
играть роль невинной, влюбленной девочки. Но так как она все-таки
играет эту
роль, то и будет наказана.
Через месяц Клим Самгин мог думать, что театральные слова эти были заключительными словами
роли, которая надоела Варваре и от которой она отказалась, чтоб
играть новую
роль — чуткой подруги, образцовой жены.
Не впервые наблюдал он, как неузнаваемо меняются люди, эту ловкую их игру он считал нечестной, и Варвара, утверждая его недоверие к людям, усиливала презрение к ним. Себя он видел
не способным притворяться и фальшивить, но
не мог
не испытывать зависти к уменью людей казаться такими, как они хотят.
Но вообще он был доволен своим местом среди людей, уже привык вращаться в определенной атмосфере, вжился в нее, хорошо, — как ему казалось, — понимал все «системы фраз» и был уверен, что уже
не встретит в жизни своей еще одного Бориса Варавку, который заставит его
играть унизительные
роли.
И
не верилось, что эта фигура из старинного водевиля может
играть какую-то
роль в политике.
Самгин молчал. Да, политического руководства
не было, вождей — нет. Теперь, после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет, партии социалистов никакой
роли не играют в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные люди, которым литература привила с детства «любовь к народу». Вот кто они,
не больше.
Совет рабочих депутатов
не может явиться чем-то серьезным, нельзя представить, какую
роль может
играть эта нигде, никем, никогда
не испробованная организация…
— Ну, теперь, надеюсь, ты бросишь
играть роль какого-то неудачного беса. Плохая
роль. И — пошлая, извини! Для такого закоренелого мещанина, как ты, нигилизм
не маска…
Самгин ушел,
не сказав ни слова, надеясь, что этим обидит ее или заставит понять, что он — обижен. Он действительно обиделся на себя за то, что
сыграл в этой странной сцене глупую
роль.
«Воспитанная литераторами, публицистами, «критически мыслящая личность» уже
сыграла свою
роль, перезрела, отжила. Ее мысль все окисляет, покрывая однообразной ржавчиной критицизма. Из фактов совершенно конкретных она делает
не прямые выводы, а утопические, как, например, гипотеза социальной, то есть — в сущности, социалистической революции в России, стране полудиких людей, каковы, например, эти «взыскующие града». Но, назвав людей полудикими, он упрекнул себя...
Вечером сидел в театре, любуясь, как знаменитая Лавальер,
играя роль жены депутата-социалиста, комического буржуа, храбро пляшет, показывая публике коротенькие черные панталошки из кружев, и как искусно забавляет она какого-то экзотического короля, гостя Парижа. Домой пошел пешком, соблазняло желание взять женщину, но —
не решился.
— Темная история, — тихо сказал он. — Если убили, значит, кому-то мешала. Дурак здесь — лишний. А буржуазия —
не дурак. Но механическую
роль, конечно, мог
сыграть и дурак, для этого он и существует.
— Эта — дура? Она — английских романов начиталась, Гемфри Уарда любит,
играет роль преданной слуги. Я ее прозвал цаплей — похожа? Английский роман весьма способствует укреплению глупости —
не находишь?
«Миниатюрное олицетворение Калибана, — думал Самгин, шагая по панели. — Выскочка.
Не находит места себе, отсюда все эти его фокусы. Его
роль — слесарь-водопроводчик. Ватерклозеты ремонтировать. Ну, наконец — приказчик в бакалейной лавке. А он желает
играть в политику».
— Это может
сыграть роль оздоровляющей встряски, — докторально сказал Самгин. — Знаешь, как раствор, насыщенный солью; она
не кристаллизуется, если ее
не встряхнуть…
Хотяинцев
играл роль чудака, которому нравится,
не щадя себя, увеселять людей нелепостями, но с некоторого времени он все более настойчиво облекает в нелепейшие словесные формы очень серьезные мысли.
Неточные совпадения
Он, по ее мнению, имевший такое определенное призвание к государственной деятельности, в которой должен был
играть видную
роль, — он пожертвовал честолюбием для нее, никогда
не показывая ни малейшего сожаления.
Главная досада была
не на бал, а на то, что случилось ему оборваться, что он вдруг показался пред всеми бог знает в каком виде, что
сыграл какую-то странную, двусмысленную
роль.
У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый
сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего
не было.
— Ну, расспросите у него, вы увидите, что… [В рукописи четыре слова
не разобрано.] Это всезнай, такой всезнай, какого вы нигде
не найдете. Он мало того что знает, какую почву что любит, знает, какое соседство для кого нужно, поблизости какого леса нужно сеять какой хлеб. У нас у всех земля трескается от засух, а у него нет. Он рассчитает, насколько нужно влажности, столько и дерева разведет; у него все
играет две-три
роли: лес лесом, а полю удобренье от листьев да от тени. И это во всем так.
Так как разговор, который путешественники вели между собою, был
не очень интересен для читателя, то сделаем лучше, если скажем что-нибудь о самом Ноздреве, которому, может быть, доведется
сыграть не вовсе последнюю
роль в нашей поэме.