Неточные совпадения
Его особенно занимали споры
на тему: вожди владеют
волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой? Мысль, что он, Самгин, может быть орудием чужой
воли, пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Но эти цепи я разрушу!
На то и
воля мне дана,
Затем и разбудил мне душу
Фанатик знанья, сатана!
Доктор смотрел
на все вокруг унылым взглядом человека, который знакомится с местом, где он должен жить против
воли своей.
В черненькой паутине типографского шрифта он прозревал и чувствовал такое же посягательство
на свободу его мысли и
воли, какое слышал в речах верующих людей.
— Мы, люди, — начал он, отталкивая Берендеева взглядом, — мы, с моей точки зрения, люди,
на которых историей возложена обязанность организовать революцию, внести в ее стихию всю мощь нашего сознания, ограничить нашей
волей неизбежный анархизм масс…
— Наш фабричный котел еще мало вместителен, и долго придется ждать, когда он, переварив русского мужика в пролетария, сделает его восприимчивым к вопросам государственной важности… Вполне естественно, что ваше поколение, богатое
волею к жизни, склоняется к методам активного воздействия
на реакцию…
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против
воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал
на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим
на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей; в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Что-то унылое и тягостное почувствовал Самгин в этой толпе, затисканной, как бы помимо
воли ее,
на тесный двор, в яму, среди полуразрушенных построек.
Самгин понимал, что говорит излишне много и что этого не следует делать пред человеком, который, глядя
на него искоса, прислушивается как бы не к словам, а к мыслям. Мысли у Самгина были обиженные, суетливы и бессвязны, ненадежные мысли. Но слов он не мог остановить, точно в нем, против его
воли, говорил другой человек. И возникало опасение, что этот другой может рассказать правду о записке, о Митрофанове.
Слева от Самгина сидел Корнев. Он в первую же ночь после ареста простучал Климу, что арестовано четверо эсдеков и одиннадцать эсеров, а затем, почти каждую ночь после поверки, с аккуратностью немца сообщал Климу новости с
воли. По его сведениям выходило, что вся страна единодушно и быстро готовится к решительному натиску
на самодержавие.
— Книжками интересуешься? — спросила Марина, и голос ее звучал явно насмешливо: — Любопытные? Все —
на одну тему, — о нищих духом, о тех, чей «румянец
воли побледнел под гнетом размышления», — как сказано у Шекспира. Супруг мой особенно любил Бульвера и «Скучную историю».
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он, выходя
на улицу. С удивлением и даже недоверием к себе он вдруг почувствовал, что десяток дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его от этого города и от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это было странно и требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении
воли можно выйти из порочного круга действительности.
— Люди интеллигентного чина делятся
на два типа: одни — качаются, точно маятники, другие — кружатся, как стрелки циферблата, будто бы показывая утро, полдень, вечер, полночь. А ведь время-то не в их
воле! Силою воображения можно изменить представление о мире, а сущность-то — не изменишь.
— Годится,
на всякий случай, — сухо откликнулась она. — Теперь — о делах Коптева, Обоимовой. Предупреждаю: дела такие будут повторяться. Каждый член нашей общины должен, посмертно или при жизни, — это в его
воле, — сдавать свое имущество общине. Брат Обоимовой был член нашей общины, она — из другой, но недавно ее корабль соединился с моим. Вот и все…
— Я ненавижу поповское православие, мой ум направлен
на слияние всех наших общин — и сродных им — в одну. Я — христианство не люблю, — вот что! Если б люди твоей… касты, что ли, могли понять, что такое христианство, понять его воздействие
на силу
воли…
— В нашей
воле отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных дел мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай
на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
— «И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он жив и следи чтобы Сашка не украла чего. Дети оба поумирали
на то скажу не наша
воля, бог дал, бог взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь крылья к осени да не дранкой, а холстом. Пленику не потакай, коли он попал, так пусть работает сукин сын коли черт его толкнул против нас». Вот! — сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой.
Ужель та самая Татьяна, // Которой он наедине, // В начале нашего романа, // В глухой, далекой стороне, // В благом пылу нравоученья // Читал когда-то наставленья, // Та, от которой он хранит // Письмо, где сердце говорит, // Где всё наруже, всё
на воле, // Та девочка… иль это сон?.. // Та девочка, которой он // Пренебрегал в смиренной доле, // Ужели с ним сейчас была // Так равнодушна, так смела?