Неточные совпадения
Вдруг на опушке леса из-за небольшого бугра показался огромным мухомором
красный зонтик, какого не было у Лидии и Алины, затем под зонтиком Клим увидел узкую спину
женщины в желтой кофте и обнаженную, с растрепанными волосами, острую голову Лютова.
Через час он шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого человека с
красной лентой на шее и яичным желтком медали в бороде, другое — румяной
женщины с бровями в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху, с балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая, в форме могилы, яма, а на дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня,
краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи
женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего исторического события, — именно участником, а не свидетелем, — после сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа, человек сто молодежи, впереди шел остролицый человек со светлой бородкой и скромно одетая
женщина, похожая на учительницу; человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул
красным флагом на коротенькой палке.
Так неподвижно лег длинный человек в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его
красное пятно, — Самгин видел прозрачный парок над этим пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее; маленькая
женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой в колени свои, развела руками, свалилась набок.
Самгину показалось, что толпа снова двигается на неподвижную стену солдат и двигается не потому, что подбирает раненых; многие выбегали вперед, ближе к солдатам, для того чтоб обругать их.
Женщина в коротенькой шубке, разорванной под мышкой, вздернув подол платья, показывая солдатам
красную юбку, кричала каким-то жестяным голосом...
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая
женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в
красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Густо двигались люди с флагами, иконами, портретами царя и царицы в багетных рамках; изредка проплывала яркая фигурка
женщины, одна из них шла, подняв нераскрытый
красный зонтик, на конце его болтался белый платок.
Они оба остановились пред Самгиным — доктор,
красный от возбуждения, потный, мигающий, и
женщина, бледная, с расширенными глазами.
Пышно украшенный цветами, зеленью, лентами, осененный
красным знаменем гроб несли на плечах, и казалось, что несут его люди неестественно высокого роста. За гробом вели под руки черноволосую
женщину, она тоже была обвязана, крест-накрест,
красными лентами; на черной ее одежде ленты выделялись резко, освещая бледное лицо, густые, нахмуренные брови.
За нею, наклоня голову, сгорбясь, шел Поярков, рядом с ним, размахивая шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин; под руку с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло
красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя по тому, как размахивал руками Рожков; следом за Кутузовым шла Любаша Сомова с Гогиной; шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину мужчины,
женщины.
— Чего буяните? — говорил он. — Зря все! Видите:
красных лентов нету, стало быть, не забастовщик, ну? И
женщина провожает… подходящая, из купчих, видно. Господин — тоже купец, я его знаю, пером торгует в Китай-городе, фамилие забыл. Ну? Служащего, видать, хоронют…
«В ней действительно есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», — нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно подумал он, допил вино, встал и подошел к окну. Над городом стояли облака цвета
красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен был сознаться, что ни одна из
женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая. Было что-то обидное в том, что неиспытанное волнение это возбуждала
женщина, о которой он думал не лестно для нее.
Самгин сухо отказался, но подумал, что следовало бы взглянуть, каков этот толстяк среди
женщин. Затем, прихлебывая кисленькое
красное вино, он сказал...
Из сумрака выскочил, побежал к столу лысый человечек, с рыжеватой реденькой бородкой, — он тащил за руку
женщину в клетчатой юбке,
красной кофте, в пестром платке на плечах.
К Лидии подходили мужчины и
женщины, низко кланялись ей, целовали руку; она вполголоса что-то говорила им, дергая плечами, щеки и уши ее сильно
покраснели. Марина, стоя в углу, слушала Кормилицына; переступая с ноги на ногу, он играл портсигаром; Самгин, подходя, услыхал его мягкие, нерешительные слова...
— Глаз его
покраснел и как-то странно округлился, выкатился, — торопливо и настойчиво он продолжал: — Если это разнесется — Китаеву и Воронову исключат из гимназии, а они обе — очень бедные, Воронова — дочь машиниста водокачки, а Китаева — портнихи, очень хорошей
женщины!
Потом, в бурный вихрь пляски, разорвав круг девиц, вынеслась к рампе высокая гибкая
женщина, увлекая за собой солдата в
красных штанах, в измятом кепи и с глупым, красноносым лицом.
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху
женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в
красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Бердников хотел что-то сказать, но только свистнул сквозь зубы: коляску обогнал маленький плетеный шарабан, в нем сидела
женщина в
красном, рядом с нею, высунув длинный язык, качала башкой большая собака в пестрой, гладкой шерсти, ее обрезанные уши торчали настороженно, над оскаленной пастью старчески опустились кровавые веки, тускло блестели рыжие, каменные глаза.
Разгорался спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых
женщин становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две
женщины, против них тучный, лысый человек с седыми усами; приподняв над головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал
красные щеки, смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
Явилась крупная чернобровая
женщина, в белой полупрозрачной блузке, с грудями, как два маленькие арбуза, и чрезмерно ласковой улыбкой на подкрашенном лице, — особенно подчеркнуты были на нем ядовито
красные губы. В руках, обнаженных по локоть, она несла на подносе чайную посуду, бутылки, вазы, за нею следовал курчавый усатенький человечек, толстогубый, точно негр; казалось, что его смуглое лицо было очень темным, но выцвело. Он внес небольшой серебряный самовар. Бердников командовал по-французски...
Все более неприятно было видеть ее руки, — поблескивая розоватым перламутром острых, заботливо начищенных ногтей, они неустанно и беспокойно хватали чайную ложку, щипцы для сахара, чашку, хрустели оранжевым шелком халата, ненужно оправляя его, щупали мочки
красных ушей, растрепанные волосы на голове. И это настолько владело вниманием Самгина, что он не смотрел в лицо
женщины.
Лицо
женщины, точно исклеванное птицами, как будто
покраснело, брови, почти выщипанные оспой, дрогнули, широко открылись глаза, но губы она плотно сжала.
На вызов этот ответило не более десятка голосов. Обгоняя Самгина, толкая его,
женщина в сером халате, с повязкой «
Красного Креста» на рукаве, громко сказала...
Перешли в большую комнату, ее освещали белым огнем две спиртовые лампы, поставленные на стол среди многочисленных тарелок, блюд, бутылок. Денисов взял Самгина за плечо и подвинул к небольшой, толстенькой
женщине в
красном платье с черными бантиками на нем.
Самгина толкала, наваливаясь на его плечо, большая толстая
женщина в рыжей кожаной куртке с
красным крестом на груди, в рыжем берете на голове; держа на коленях обеими руками маленький чемодан, перекатывая голову по спинке дивана, посвистывая носом, она спала, ее грузное тело рыхло колебалось, прыжки вагона будили ее, и, просыпаясь, она жалобно вполголоса бормотала...
Резко свистнул локомотив и тотчас же как будто наткнулся на что-то, загрохотали вагоны, что-то лопнуло, как выстрел, заскрежетал тормоз, кожаная
женщина с
красным крестом вскочила на ноги, ударила Самгина чемоданом по плечу, закричала...
Самгин старался не смотреть на него, но смотрел и ждал, что старичок скажет что-то необыкновенное, но он прерывисто, тихо и певуче бормотал еврейские слова, а
красные веки его мелко дрожали. Были и еще старики, старухи с такими же обнаженными глазами. Маленькая
женщина, натягивая черную сетку на растрепанные рыжие волосы одной рукой, другой размахивала пред лицом Самгина, кричала...