Неточные совпадения
Белое лицо ее
казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы на коже очень выпуклого лба, льняные волосы лежали на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку, с желтой лентой в
конце.
Женщина улыбнулась, ковыряя песок
концом зонтика. Улыбалась она своеобразно: перед тем, как разомкнуть крепко сжатые губы небольшого рта, она сжимала их еще крепче, так, что в углах рта появлялись лучистые морщинки. Улыбка
казалась вынужденной, жестковатой и резко изменяла ее лицо, каких много.
В
конце концов Самгину
казалось, что он прекрасно понимает всех и все, кроме себя самого. И уже нередко он ловил себя на том, что наблюдает за собой как за человеком, мало знакомым ему и опасным для него.
Он растягивал под светлыми усами очень красные губы так заученно точно, что
казалось: все волосики на
концах его усов каждый раз шевелятся совершенно равномерно.
И почти всегда ему, должно быть,
казалось, что он сообщил о человеке мало плохого, поэтому он закреплял
конец своей повести узлом особенно резких слов.
Самгин вспомнил, что в детстве он читал «Калевалу», подарок матери; книга эта, написанная стихами, которые прыгали мимо памяти,
показалась ему скучной, но мать все-таки заставила прочитать ее до
конца.
В одном письме мать доказывала необходимость съездить в Финляндию. Климу
показалось, что письмо написано в тоне обиды на отца за то, что он болен, и, в то же время, с полным убеждением, что отец должен был заболеть опасно. В
конце письма одна фраза заставила Клима усмехнуться...
Она не играла роль царицы, жены Менелая, она показывала себя, свою жажду наслаждения, готовность к нему, ненужно вламывалась в группы хористов, расталкивая их плечами, локтями, бедрами, как бы танцуя медленный и пьяный танец под музыку, которая
казалась Самгину обновленной и до
конца обнажившей свою острую, ироническую чувственность.
Говорил он долго, до
конца сигары, Самгину
казалось, что патрон хочет убедить его в чем-то, а — в чем? — нельзя было понять.
На него смотрели человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину
казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза
концом головного платка. Самгин сел рядом с человеком, согнувшимся на стуле, опираясь локтями о колена, охватив голову ладонями.
В
конце концов Самгину
показалось, что преобладает почти молитвенное и благодарное настроение сосредоточенности на каком-то одном, глубоком чувстве.
Но в
конце концов он был доволен тем, что встретился с этой женщиной и что она несколько отвлекает его от возни с самим собою, доволен был, что устроился достаточно удобно, независимо и может отдохнуть от пережитого. И все чаще ему
казалось, что в этой тихой полосе жизни он именно накануне какого-то важного открытия, которое должно вылечить его от внутренней неурядицы и поможет укрепиться на чем-то прочном.
В
конце зимы он поехал в Москву, выиграл в судебной палате процесс, довольный собою отправился обедать в гостиницу и, сидя там, вспомнил, что не прошло еще двух лет с того дня, когда он сидел в этом же зале с Лютовым и Алиной, слушая, как Шаляпин поет «Дубинушку». И еще раз
показалось невероятным, что такое множество событий и впечатлений уложилось в отрезок времени — столь ничтожный.
Теперь она говорила вопросительно, явно вызывая на возражения. Он, покуривая, откликался осторожно, междометиями и вопросами; ему
казалось, что на этот раз Марина решила исповедовать его, выспросить, выпытать до
конца, но он знал, что
конец — точка, в которой все мысли связаны крепким узлом убеждения. Именно эту точку она,
кажется, ищет в нем. Но чувство недоверия к ней давно уже погасило его желание откровенно говорить с нею о себе, да и попытки его рассказать себя он признал неудачными.
Иногда Самгину
казалось, что Леонид Андреев досказывает до
конца некоторые его мысли, огрубляя, упрощая их, и что этот писатель грубит иронически, мстительно.
— Донат Ястребов, художник, бывший преподаватель рисования, а теперь — бездельник, рантье, но не стыжусь! — весело сказал племянник; он
казался немногим моложе тетки, в руке его была толстая и, видимо, тяжелая палка с резиновой нашлепкой на
конце, но ходил он легко.
— Почему вы живете здесь? Жить нужно в Петербурге, или — в Москве, но это — на худой
конец. Переезжайте в Петербург. У меня там есть хороший знакомый, видный адвокат, неославянофил, то есть империалист, патриот, немножко — идиот, в общем — ‹скот›. Он мне кое-чем обязан, и хотя у него,
кажется, трое сотрудников, но и вам нашлась бы хорошая работа. Переезжайте.
— Вот я согласен, — ответил в
конце стола человек маленького роста, он встал, чтоб его видно было; Самгину издали он
показался подростком, но от его ушей к подбородку опускались не густо прямые волосы бороды, на подбородке она была плотной и, в сумраке,
казалась тоже синеватой.
Он сидел, курил, уставая сидеть — шагал из комнаты в комнату, подгоняя мысли одну к другой, так провел время до вечерних сумерек и пошел к Елене. На улицах было не холодно и тихо, мягкий снег заглушал звуки, слышен был только шорох, похожий на шепот. В разные
концы быстро шли разнообразные люди, и
казалось, что все они стараются как можно меньше говорить, тише топать.
Неточные совпадения
«Но, уповая на милосердие божие,
кажется, все будет к хорошему
концу.
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и
казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без
конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
Казалось, он и сам понимал, что
конец наступил.
Толпе этот ответ не понравился, да и вообще она ожидала не того. Ей
казалось, что Грустилов, как только приведут к нему Линкина, разорвет его пополам — и дело с
концом. А он вместо того разговаривает! Поэтому, едва градоначальник разинул рот, чтоб предложить второй вопросный пункт, как толпа загудела:
Очень может статься, что многое из рассказанного выше
покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода была у него под боком и он мог прибыть туда через полчаса? Как мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под
конец даже налились кровью?