Неточные совпадения
В день, когда
царь переезжал из Петровского
дворца в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны, созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники, в большинстве, — благообразные, бородатые люди с очень широкими спинами. Стоя плечо в плечо друг с другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на людей сзади себя подозрительно и строго.
Самгин видел, как разломились двери на балконе
дворца, блеснул лед стекол, и из них явилась знакомая фигурка
царя под руку с высокой, белой дамой.
— Когда я был юнкером, приходилось нередко дежурить во
дворце;
царь был еще наследником. И тогда уже я заметил, что его внимание привлекают безличные люди, посредственности. Потом видел его на маневрах, на полковых праздниках. Я бы сказал, что талантливые люди неприятны ему, даже — пугают его.
«Взволнован, этот выстрел оскорбил его», — решил Самгин, медленно шагая по комнате. Но о выстреле он не думал, все-таки не веря в него. Остановясь и глядя в угол, он представлял себе торжественную картину: солнечный день, голубое небо, на площади, пред Зимним
дворцом, коленопреклоненная толпа рабочих, а на балконе
дворца, плечо с плечом, голубой
царь, священник в золотой рясе, и над неподвижной, немой массой людей плывут мудрые слова примирения.
— Профессор Захарьин в Ливадии, во
дворце, орал и топал ногами на придворных за то, что они поместили больного
царя в плохую комнату, — вот это я понимаю! Вот это власть ума и знания…
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого
царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий стоит на коленях пред Зимним
дворцом, поет «Боже,
царя храни», кричит ура.
Не огорчился он и в июле, когда огромная толпа манифестантов густо текла по Невскому к Зимнему
дворцу, чтоб выразить свое доверие
царю и свое восхищение равнодушием его мужества, с которым он так щедро, на протяжении всего царствования, тратил кровь своих подданных.
Действие происходит в стране берендеев в доисторическое время. Пролог на Красной горке, вблизи Берендеева посада, столицы царя Берендея. Первое действие в заречной слободе Берендеевке. Второе действие во
дворце царя Берендея. Третье действие в заповедном лесу. Четвертое действие в Ярилиной долине.
Бывало, только утренней зарей // Осветятся церквей главы златые, // И сквозь туман заблещут над горой //
Дворец царей и стены вековые, // Отражены зеркальною волной; // Бывало, только прачка молодая // С бельем господским из ворот, зевая, // Выходит, и сквозь утренний мороз // Раздастся первый стук колес, — // А графский дом уж полон суетою // И пестрых слуг заботливой толпою.
Неточные совпадения
— Да перестань, что ты извиняешься? — перебил Базаров. — Кирсанов очень хорошо знает, что мы с тобой не Крезы [Крез —
царь Лидии (560–546 гг. до н. э.), государства Малой Азии, обладавший, по преданию, неисчислимыми богатствами; в нарицательном смысле — богач.] и что у тебя не
дворец. Куда мы его поместим, вот вопрос.
Начало весны. Полночь. Красная горка, покрытая снегом. Направо кусты и редкий безлистый березник; налево сплошной частый лес больших сосен и елей с сучьями, повисшими от тяжести снега; в глубине, под горой, река; полыньи и проруби обсажены ельником. За рекой Берендеев посад, столица
царя Берендея;
дворцы, дома, избы, все деревянные, с причудливой раскрашенной резьбой; в окнах огни. Полная луна серебрит всю открытую местность. Вдали кричат петухи.
В один из приездов Николая в Москву один ученый профессор написал статью в которой он, говоря о массе народа, толпившейся перед
дворцом, прибавляет, что стоило бы
царю изъявить малейшее желание — и эти тысячи, пришедшие лицезреть его, радостно бросились бы в Москву-реку.
В первой половине прошлого столетия в палатах
дворца Разумовского существовала протестующая «говорильня», к которой прислушивался
царь.
И велел свистовым, чтобы Левше еще крепче локти назад закрутить, а сам поднимается по ступеням, запыхался и читает молитву «Благого
Царя Благая Мати, пречистая и чистая», и дальше, как надобно. А царедворцы, которые на ступенях стоят, все от него отворачиваются, думают: попался Платов и сейчас его из
дворца вон погонят, — потому они его терпеть не могли за храбрость.