Неточные совпадения
Из двери сарайчика вылезла мощная, краснощекая старуха
в сером платье, похожем на рясу, с трудом нагнулась, поцеловала
лоб Макарова и прослезилась, ворчливо
говоря...
Клим вдруг испугался ее гнева, он плохо понимал, что она
говорит, и хотел только одного: остановить поток ее слов, все более резких и бессвязных. Она уперлась пальцем
в лоб его, заставила поднять голову и, глядя
в глаза, спросила...
Он особенно недоумевал, наблюдая, как заботливо Лидия ухаживает за его матерью, которая
говорила с нею все-таки из милости, докторально, а смотрела не
в лицо девушки, а
в лоб или через голову ее.
— Беспутнейший человек этот Пуаре, — продолжал Иноков, потирая
лоб, глаза и
говоря уже так тихо, что сквозь его слова было слышно ворчливые голоса на дворе. — Я даю ему уроки немецкого языка. Играем
в шахматы. Он холостой и — распутник.
В спальне у него — неугасимая лампада пред статуэткой богоматери, но на стенах развешаны
в рамках голые женщины французской фабрикации. Как бескрылые ангелы. И — десятки парижских тетрадей «Ню». Циник, сластолюбец…
Лицо у него смуглое, четкой, мелкой лепки, а
лоб слишком высок, тяжел и давит это почти красивое, но очень носатое лицо. Большие, янтарного цвета глаза лихорадочно горят,
в глубоких глазницах густые тени. Нервными пальцами скатывая аптечный рецепт
в трубочку, он
говорит мягким голосом и немножко картавя...
— Как потрясен, — сказал человек с французской бородкой и, должно быть, поняв, что
говорить не следовало, повернулся к окну, уперся
лбом в стекло, разглядывая тьму, густо закрывшую окна.
«Пули щелкают, как ложкой по
лбу», —
говорил Лаврушка. «Не
в этот, так
в другой раз», — обещал Яков, а Любаша утверждала: «Мы победим».
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз, кричали люди; невидимый
в темноте сосед Клима сорвал занавеску с окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав
лоб свой к стеклу,
говорил вызывающим тоном...
Самгин вспомнил, что она не первая
говорит эти слова, Варвара тоже
говорила нечто
в этом роде. Он лежал
в постели, а Дуняша, полураздетая, склонилась над ним, гладя
лоб и щеки его легкой, теплой ладонью.
В квадрате верхнего стекла окна светилось стертое лицо луны, — желтая кисточка огня свечи на столе как будто замерзла.
Самгин ожидал не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его.
В глаза его смотрели очень яркие, горячие глаза; она поцеловала его
в лоб, продолжая
говорить что-то, — он, обняв ее за талию, не слушал слов. Он чувствовал, что руки его, вместе с физическим теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное тепло. Оно тоже согревало, но и смущало, вызывая чувство, похожее на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли
в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но
лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и
говорил,
говорил.
Человек был небольшой, тоненький,
в поддевке и ярко начищенных сапогах, над его низким
лбом торчала щетка черных, коротко остриженных волос, на круглом бритом лице топырились усы — слишком большие для его лица,
говорил он звонко и капризно.
Товарищ прокурора откатился
в угол, сел
в кресло, продолжая
говорить, почесывая пальцами
лоб.
Самгин вдруг почувствовал: ему не хочется, чтобы Дронов слышал эти речи, и тотчас же начал ‹
говорить› ему о своих делах. Поглаживая ладонью
лоб и ершистые волосы на черепе, Дронов молча, глядя
в рюмку водки, выслушал его и кивнул головой, точно сбросив с нее что-то.
— Ты — про это дело? — ‹сказал› Дронов, входя, и вздохнул, садясь рядом с хозяином, потирая
лоб. — Дельце это — заноза его, — сказал он, тыкая пальцем
в плечо Тагильского, а тот
говорил...
Это
говорил высоким, но тусклым голосом щегольски одетый человек небольшого роста, черные волосы его зачесаны на затылок, обнажая угловатый высокий
лоб, темные глаза
в глубоких глазницах, желтоватую кожу щек, тонкогубый рот с черненькими полосками сбритых усов и острый подбородок.
Неточные совпадения
Урок состоял
в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но
в ту минуту как он
говорил их, он загляделся на кость
лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что
говорил, и это раздражило его.
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я
говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее,
лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем
в глаза и все вдруг заговорят
в один голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный
лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять
в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос,
лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
И когда затихла она, безнадежное, безнадежное чувство отразилось
в лице ее; ноющею грустью заговорила всякая черта его, и все, от печально поникшего
лба и опустившихся очей до слез, застывших и засохнувших по тихо пламеневшим щекам ее, — все, казалось,
говорило: «Нет счастья на лице сем!»
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, —
говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные не
говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем по
лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился
в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Осёл, уставясь
в землю
лбом, // «Изрядно»,
говорит: «сказать неложно, // Тебя без скуки слушать можно;