Неточные совпадения
У него была
привычка беседовать с самим собою вслух. Нередко, рассказывая историю, он задумывался на минуту, на две, а помолчав, начинал говорить очень тихо и непонятно.
В такие минуты Дронов толкал Клима ногою и, подмигивая на учителя левым глазом, более беспокойным, чем правый, усмехался кривенькой усмешкой; губы Дронова были рыбьи, тупые, жесткие, как хрящи. После урока Клим спрашивал...
У него была
привычка крутить пуговицы мундира; отвечая урок, он держал руку под подбородком и крутил пуговицу, она всегда болталась у него, и нередко, отрывая ее на глазах учителя, он прятал пуговицу
в карман.
— Этому вопросу нет места, Иван. Это — неизбежное столкновение двух
привычек мыслить о мире.
Привычки эти издревле с нами и совершенно непримиримы, они всегда будут разделять людей на идеалистов и материалистов. Кто прав? Материализм — проще, практичнее и оптимистичней, идеализм — красив, но бесплоден. Он — аристократичен, требовательней к человеку. Во всех системах мышления о мире скрыты, более или менее искусно, элементы пессимизма;
в идеализме их больше, чем
в системе, противостоящей ему.
— Путь к истинной вере лежит через пустыню неверия, — слышал он. — Вера, как удобная
привычка, несравнимо вреднее сомнения. Допустимо, что вера,
в наиболее ярких ее выражениях, чувство ненормальное, может быть, даже психическая болезнь: мы видим верующих истериками, фанатиками, как Савонарола или протопоп Аввакум,
в лучшем случае — это слабоумные, как, например, Франциск Ассизский.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта
привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю:
привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но
в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
— Как же здесь живут зимою? Театр, карты, маленькие романы от скуки, сплетни — да? Я бы предпочла жить
в Москве, к ней, вероятно, не скоро привыкнешь. Вы еще не обзавелись
привычками?
—
В театр теперь ходят по
привычке, как
в церковь, не веря, что надо ходить
в театр.
— Ой, не доведет нас до добра это сочинение мертвых праведников, а тем паче — живых. И ведь делаем-то мы это не по охоте, не по нужде, а — по
привычке, право, так! Лучше бы согласиться на том, что все грешны, да и жить всем
в одно грешное, земное дело.
Сверху спускалась Лидия. Она садилась
в угол, за роялью, и чужими глазами смотрела оттуда, кутая, по
привычке, грудь свою газовым шарфом. Шарф был синий, от него на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
Статистик, известный всему городу своей
привычкой сидеть
в тюрьме, добродушно посмеивался, перечисляя...
По ночам, волнуемый
привычкой к женщине, сердито и обиженно думал о Лидии, а как-то вечером поднялся наверх
в ее комнату и был неприятно удивлен: на пружинной сетке кровати лежал свернутый матрац, подушки и белье убраны, зеркало закрыто газетной бумагой, кресло у окна —
в сером чехле, все мелкие вещи спрятаны, цветов на подоконниках нет.
— У тебя вредная
привычка понимать слишком упрощенно, — сказал Клим первое, что пришло
в голову.
— Дурная
привычка курить
в спальне, — заметил он, начиная раздеваться.
— Затем выбегает
в соседнюю комнату, становится на руки, как молодой негодяй, ходит на руках и сам на себя
в низок зеркала смотрит. Но — позвольте! Ему — тридцать четыре года, бородка солидная и даже седые височки. Да-с! Спрашивают… спрашиваю его: «Очень хорошо, Яковлев, а зачем же ты вверх ногами ходил?» — «Этого, говорит, я вам объяснить не могу, но такая у меня примета и
привычка, чтобы после успеха
в деле пожить минуточку вниз головою».
«Это — предусмотрительно, жизнь — неласкова», — подумал Самгин и вспомнил, как часто
в детстве мать, лаская его механически, по
привычке, охлаждала его детскую нежность.
Хотя тут, наверное,
привычка к порядку действует, а уж где — больше порядка, чем у бога
в церкви?
— Зря ты, Клим Иванович, ежа предо мной изображаешь, — иголочки твои не страшные, не колют. И напрасно ты возжигаешь огонь разума
в сердце твоем, — сердце у тебя не горит, а — сохнет. Затрепал ты себя — анализами, что ли, не знаю уж чем! Но вот что я знаю: критически мыслящая личность Дмитрия Писарева, давно уже лишняя
в жизни, вышла из моды, — критика выродилась
в навязчивую
привычку ума и — только.
Чтение художественной литературы было его насущной потребностью, равной
привычке курить табак. Книги обогащали его лексикон, он умел ценить ловкость и звучность словосочетаний, любовался разнообразием словесных одежд одной и той же мысли у разных авторов, и особенно ему нравилось находить общее
в людях, казалось бы, несоединимых. Читая кошачье мурлыканье Леонида Андреева, которое почти всегда переходило
в тоскливый волчий вой, Самгин с удовольствием вспоминал басовитую воркотню Гончарова...
Самгин прожил
в Париже еще дней десять, настроенный, как человек, который не может решить, что ему делать. Вот он поедет
в Россию,
в тихий мещанско-купеческий город, где люди, которых встряхнула революция, укладывают
в должный, знакомый ему, скучный порядок свои
привычки, мысли, отношения — и где Марина Зотова будет развертывать пред ним свою сомнительную, темноватую мудрость.
— К добру эта
привычка не приведет меня. Я уже человек скомпрометированный, — высказал несколько неосторожных замечаний по поводу намерения Столыпина арестовать рабочих — депутатов Думы.
В нашем министерстве искали, как бы придать беззаконию окраску законности. Получил внушение с предупреждением.
— Литераторы-реалисты стали пессимистами, — бормотал Дронов, расправляя мокрый галстук на колене, а потом, взмахнув галстуком, сказал: — Недавно слышал я о тебе такой отзыв: ты не имеешь общерусской
привычки залезать
в душу ближнего, или —
в карман, за неимением души у него. Это сказал Тагильский, Антон Никифоров…
Это стало его
привычкой — напоминать себе лицо свое
в те минуты, когда являлись важные, решающие мысли.
— Главное, голубчик мой,
в том, что бога — нет! — бормотал поручик, закурив папиросу, тщательно, как бы удовлетворяя давнюю
привычку, почесывая то грудь, то такие же мохнатые ноги.
Крэйтона слушали, не возражая ему, Самгин думал, что это делается из вежливости к союзнику и гостю. Англичанин настолько раздражал Самгина, что Клим Иванович, отказываясь от своей
привычки не принимать участия
в спорах, уже искал наиболее удобного момента, удобной формы для того, чтоб ‹возразить› Крэйтону.
С приближением старости Клим Иванович Самгин утрачивал близорукость, зрение становилось почти нормальным, он уже носил очки не столько из нужды, как по
привычке; всматриваясь сверху
в лицо толпы, он достаточно хорошо видел над темно-серой массой под измятыми картузами и шапками костлявые, чумазые, закоптевшие, мохнатые лица и пытался вылепить из них одно лицо.