Неточные совпадения
По вечерам к ней приходил со скрипкой краснолицый, лысый адвокат Маков, невеселый человек
в темных очках; затем
приехал на трескучей пролетке Ксаверий Ржига с виолончелью, тощий, кривоногий, с глазами совы на костлявом, бритом
лице, над его желтыми висками возвышались, как рога, два серых вихра.
Приехав домой, он только что успел раздеться, как явились Лютов и Макаров. Макаров, измятый, расстегнутый, сиял улыбками и осматривал гостиную, точно любимый трактир, где он давно не был. Лютов, весь фланелевый,
в ярко-желтых ботинках, был ни с чем несравнимо нелеп. Он сбрил бородку, оставив реденькие усики кота, это неприятно обнажило его
лицо, теперь оно показалось Климу
лицом монгола, толстогубый рот Лютова не по
лицу велик, сквозь улыбку, судорожную и кривую, поблескивают мелкие, рыбьи зубы.
Пытливо заглянув
в ее
лицо, Клим сказал, что скоро
приедет Туробоев.
Слева от Самгина хохотал на о владелец лучших
в городе семейных бань Домогайлов, слушая быстрый говорок Мазина, члена городской управы, толстого, с дряблым, безволосым
лицом скопца; два года тому назад этот веселый распутник насильно выдал дочь свою за вдового помощника полицмейстера, а дочь,
приехав домой из-под венца, — застрелилась.
Из Петербурга Варвара
приехала заметно похорошев; под глазами, оттеняя их зеленоватый блеск, явились интересные пятна; волосы она заплела
в две косы и уложила их плоскими спиралями на уши, на виски, это сделало
лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие платья без талии, и, глядя на них, Самгин подумал, что такую одежду очень легко сбросить с тела. Привезла она и новый для нее взгляд на литературу.
Дважды
в неделю к ней съезжались люди местного «света»: жена фабриканта бочек и возлюбленная губернатора мадам Эвелина Трешер, маленькая, седоволосая и веселая красавица; жена управляющего казенной палатой Пелымова, благодушная, басовитая старуха, с темной чертою на верхней губе — она брила усы; супруга предводителя дворянства, высокая, тощая, с аскетическим
лицом монахини;
приезжали и еще не менее важные дамы.
Самгин привычно отметил, что зрители делятся на три группы: одни возмущены и напуганы, другие чем-то довольны, злорадствуют, большинство осторожно молчит и уже многие поспешно отходят прочь, —
приехала полиция: маленький пристав, остроносый, с черными усами на желтом нездоровом
лице, двое околоточных и штатский — толстый,
в круглых очках,
в котелке; скакали четверо конных полицейских, ехали еще два экипажа, и пристав уже покрикивал, расталкивая зрителей...
Ногайцев старался утешать, а приват-доцент Пыльников усиливал тревогу. Он служил на фронте цензором солдатской корреспонденции,
приехал для операции аппендикса, с месяц лежал
в больнице, сильно похудел, оброс благочестивой светлой бородкой, мягкое
лицо его подсохло, отвердело, глаза открылись шире, и
в них застыло нечто постное, унылое. Когда он молчал, он сжимал челюсти, и борода его около ушей непрерывно, неприятно шевелилась, но молчал он мало, предпочитая говорить.
— Просто — до ужаса… А говорят про него, что это — один из крупных большевиков… Вроде полковника у них. Муж сейчас
приедет, — его ждут, я звонила ему, — сказала она ровным, бесцветным голосом, посмотрев на дверь
в приемную мужа и, видимо, размышляя: закрыть дверь или не надо? Небольшого роста, но очень стройная, она казалась высокой,
в красивом
лице ее было что-то детски неопределенное, синеватые глаза смотрели вопросительно.
Неточные совпадения
Сам Каренин был по петербургской привычке на обеде с дамами во фраке и белом галстуке, и Степан Аркадьич по его
лицу понял, что он
приехал, только чтоб исполнить данное слово, и, присутствуя
в этом обществе, совершал тяжелый долг.
Только когда
в этот вечер он
приехал к ним пред театром, вошел
в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое
лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал.
— Я вам давно это хотела сказать, — продолжала она, решительно глядя ему
в глаза и вся пылая жегшим ее
лицо румянцем, — а нынче я нарочно
приехала, зная, что я вас встречу.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием
в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей
в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому
лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я
приехал сказать, что еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен, чем прежде. У меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное
лицо в семейной жизни Левина). Она
приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще день».