Неточные совпадения
Клим не
поверил. Но когда горели дома на окраине города и Томилин привел Клима смотреть на пожар, мальчик повторил
свой вопрос.
В густой толпе зрителей никто не хотел качать воду, полицейские выхватывали из толпы за шиворот людей, бедно одетых, и кулаками гнали их к машинам.
Все бывшее у нее
в доме было замечательно, сказочно хорошо, по ее словам, но дед не
верил ей и насмешливо ворчал, раскидывая сухими пальцами седые баки
свои...
Но Клим видел, что Лида, слушая рассказы отца поджав губы, не
верит им. Она треплет платок или конец
своего гимназического передника, смотрит
в пол или
в сторону, как бы стыдясь взглянуть
в широкое, туго налитое кровью бородатое лицо. Клим все-таки сказал...
— А теперь вот, зачатый великими трудами тех людей, от коих даже праха не осталось, разросся значительный город, которому и
в красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч русских людей и все растет, растет тихонько.
В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем
в бойких наскоках.
Поверьте слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно, любимую
свою поговорку.
Рыженького звали Антон Васильевич Берендеев. Он был тем интересен, что
верил в неизбежность революции, но боялся ее и нимало не скрывал
свой страх, тревожно внушая Прейсу и Стратонову...
Он снова улыбался
своей улыбочкой, как будто добродушной, но Самгин уже не
верил в его добродушие. Когда рабочий ушел, он несколько минут стоял среди комнаты, сунув руки
в карманы, решая: следует ли идти к Варваре? Решил, что идти все-таки надобно, но он пойдет к Сомовой, отнесет ей литографированные лекции Ключевского.
Повинуясь странному любопытству и точно не
веря доктору, Самгин вышел
в сад, заглянул
в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони
свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Любаша часто получала длинные письма от Кутузова; Самгин называл их «апостольскими посланиями». Получая эти письма, Сомова чувствовала себя именинницей, и все понимали, что эти листочки тонкой почтовой бумаги, плотно исписанные мелким, четким почерком, — самое дорогое и радостное
в жизни этой девушки. Самгин с трудом
верил, что именно Кутузов, тяжелой рукой
своей, мог нанизать строчки маленьких, острых букв.
— Я думаю, что так чувствует себя большинство интеллигентов, я, разумеется, сознаю себя типичным интеллигентом, но — не способным к насилию над собой. Я не могу заставить себя
верить в спасительность социализма и… прочее. Человек без честолюбия, я уважаю
свою внутреннюю свободу…
Разговорам ее о религии он не придавал значения, считая это «системой фраз»; украшаясь этими фразами, Марина скрывает
в их необычности что-то более значительное, настоящее
свое оружие самозащиты;
в силу этого оружия она
верит, и этой верой объясняется ее спокойное отношение к действительности, властное — к людям. Но — каково же это оружие?
Самгин
верил глазам Ивана Дронова и читал его бойкие фельетоны так же внимательно, как выслушивал на суде показания свидетелей, не заинтересованных
в процессе ничем иным, кроме желания подчеркнуть
свой ум,
свою наблюдательность.
«Он не сомневается
в своем праве учить, а я не хочу слышать поучений». Самгиным овладевала все более неприятная тревога: он понимал, что, если разгорится спор, Кутузов легко разоблачит, обнажит его равнодушие к социально-политическим вопросам. Он впервые назвал
свое отношение к вопросам этого порядка — равнодушным и даже сам не
поверил себе: так ли это?
В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там,
в непрерывном вихре разнообразных систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять
свое место организатора мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что
в молодости он очень хорошо играл эту роль, и он всегда
верил, что создан именно для такой игры. Он думал...
Он очень
верил в свою изощренную способность наблюдать,
верил в точность наблюдений
своих,
в правильность оценок.
Самгин встряхнул головой, не
веря своему слуху, остановился. Пред ним по булыжнику улицы шагали мелкие люди
в солдатской, гнилого цвета, одежде не по росту, а некоторые были еще
в своем «цивильном» платье. Шагали они как будто нехотя и не
веря, что для того, чтоб идти убивать, необходимо особенно четко топать по булыжнику или по гнилым торцам.
Неточные совпадения
Иной городничий, конечно, радел бы о
своих выгодах; но,
верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно,
в его воле; по крайней мере, я буду спокоен
в сердце.
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может!
Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он,
в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать
своего счастья и выгод
в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Рассказывают следующее. Один озабоченный градоначальник, вошед
в кофейную, спросил себе рюмку водки и, получив желаемое вместе с медною монетою
в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе
в карман. Вполне сему
верю, ибо при градоначальнической озабоченности подобные пагубные смешения весьма возможны. Но при этом не могу не сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны
в рассмотрении
своих собственных действий!
У ней была
своя странная религия метемпсихозы,
в которую она твердо
верила, мало заботясь о догматах церкви.
И сколько бы ни внушали княгине, что
в наше время молодые люди сами должны устраивать
свою судьбу, он не могла
верить этому, как не могла бы
верить тому, что
в какое бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.