Отзвонив, он вытирал потный череп, мокрое лицо
большим платком в синюю и белую клетку, снова смотрел в небо страшными, белыми глазами, кланялся публике и уходил, не отвечая на похвалы, на вопросы.
Неточные совпадения
Томилин удовлетворенно сопел и, вынимая из кармана пиджака
платок,
большой, как салфетка, крепко вытирал лоб, щеки.
По тротуару величественно плыл
большой коричневый ком сгущенной скуки, — пышно одетая женщина вела за руку мальчика в матроске, в фуражке с лентами; за нею шел клетчатый человек, похожий на клоуна, и шумно сморкался в
платок, дергая себя за нос.
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он обнимал
большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал пестрый ее
платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
— Революционеров к пушкам не допускают, даже тех, которые сидят в самой Петропавловской крепости. Тут или какая-то совершенно невероятная случайность или — гадость, вот что! Вы сказали — депутация, — продолжал он, отхлебнув полстакана вина и вытирая рот
платком. — Вы думаете — пойдут пятьдесят человек? Нет, идет пятьдесят тысяч, может быть —
больше! Это, сударь мой, будет нечто вроде… крестового похода детей.
Особенно звонко и тревожно кричали женщины. Самгина подтолкнули к свалке, он очутился очень близко к человеку с флагом, тот все еще держал его над головой, вытянув руку удивительно прямо: флаг был не
больше головного
платка, очень яркий, и струился в воздухе, точно пытаясь сорваться с палки. Самгин толкал спиною и плечами людей сзади себя, уверенный, что человека с флагом будут бить. Но высокий, рыжеусый, похожий на переодетого солдата, легко согнул руку, державшую флаг, и сказал...
Большое тело кочегара легко повернулось к солдатам, он взмахнул
платком и закричал...
— Бердников, Захарий Петров, — сказал он высоким, почти женским голосом. Пухлая, очень теплая рука, сильно сжав руку Самгина, дернула ее книзу, затем Бердников, приподняв полы сюртука, основательно уселся в кресло, вынул
платок и крепко вытер
большое, рыхлое лицо свое как бы нарочно для того, чтоб оно стало виднее.
Вера была тоже не весела. Она закутана была в
большой платок и на вопрос бабушки, что с ней, отвечала, что у ней был ночью озноб.
Весь костюм состоит из бумажной, плотно обвитой около тела юбки, без рубашки; юбка прикрыта еще
большим платком — это нижняя часть одежды; верхняя состоит из одного только спенсера, большею частью кисейного, без всякой подкладки, ничем не соединяющегося с юбкою: от этого, при скорой походке, от грациозных движений тагалки, часто бросается в глаза полоса смуглого тела, внезапно открывающаяся между спенсером и юбкой.
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру в
большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди руками. Это была Надежда Васильевна.
Неточные совпадения
Вронский снял с своей головы мягкую с
большими полями шляпу и отер
платком потный лоб и отпущенные до половины ушей волосы, зачесанные назад и закрывавшие его лысину. И, взглянув рассеянно на стоявшего еще и приглядывавшегося к нему господина, он хотел пройти.
Но только что он двинулся, дверь его нумера отворилась, и Кити выглянула. Левин покраснел и от стыда и от досады на свою жену, поставившую себя и его в это тяжелое положение; но Марья Николаевна покраснела еще
больше. Она вся сжалась и покраснела до слез и, ухватив обеими руками концы
платка, свертывала их красными пальцами, не зная, что говорить и что делать.
Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; ее густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами;
большой пунцовый
платок покрывал ее белые плечики, ее маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях.
Папа сидел со мной рядом и ничего не говорил; я же захлебывался от слез, и что-то так давило мне в горле, что я боялся задохнуться… Выехав на
большую дорогу, мы увидали белый
платок, которым кто-то махал с балкона. Я стал махать своим, и это движение немного успокоило меня. Я продолжал плакать, и мысль, что слезы мои доказывают мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду.
Большая размотала
платок, закрывавший всю голову маленькой, расстегнула на ней салоп, и когда ливрейный лакей получил эти вещи под сохранение и снял с нее меховые ботинки, из закутанной особы вышла чудесная двенадцатилетняя девочка в коротеньком открытом кисейном платьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках.