Мелания. Это — ничего! Пусть играет. Это против него же обернется, если духовное-то завещание судом оспаривать надо будет. Таисья будет свидетельницей, Зобунова, отец Павлин, трубач этот, да мало ли? Докажем, что завещатель
не в своем уме был…
Неточные совпадения
Вронский слушал внимательно, но
не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего
в этом
свои симпатии и антипатии, тогда как для него
были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог
быть силен Серпуховской
своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи,
своим умом и даром слова, так редко встречающимся
в той среде,
в которой он жил. И, как ни совестно это
было ему, ему
было завидно.
Теперь или никогда надо
было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде,
в румянце,
в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего
не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро
в уме своем повторял себе все доводы
в пользу
своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить
свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
Левин чувствовал, что брат Николай
в душе
своей,
в самой основе
своей души, несмотря на всё безобразие
своей жизни,
не был более неправ, чем те люди, которые презирали его. Он
не был виноват
в том, что родился с
своим неудержимым характером и стесненным чем-то
умом. Но он всегда хотел
быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая
в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
Помещик, очевидно, говорил
свою собственную мысль, что так редко бывает, и мысль, к которой он приведен
был не желанием занять чем-нибудь праздный
ум, а мысль, которая выросла из условий его жизни, которую он высидел
в своем деревенском уединении и со всех сторон обдумал.
Когда посетители уехали, Михайлов сел против картины Пилата и Христа и
в уме своем повторял то, что
было сказано, и хотя и
не сказано, но подразумеваемо этими посетителями.