— С Алексеем? — спросил он негромко, но густым голосом. Он был так удивлён словами жены, что не мог сердиться на неё, не хотел бить; он всё более ясно сознавал, что
жена говорит правду: скучно ей жить. Скуку он понимал. Но — надо же было успокоить её, и, чтоб достичь этого, он бил её затылок о стену, спрашивая тихо...
Неточные совпадения
Жена сквозь слёзы
говорила...
Пётр, надевая сапог, громко крякнул, а
жена, искоса взглянув на него, усмехнулась,
говоря...
— Пора,
говорю! — кричит он, а когда
жена уходит, садится на её место и тоже ворчит, жалуясь...
— Будут. Трёх царей да царицу пережил — нате-ко! У скольких хозяев жил, все примёрли, а я — жив! Вёрсты полотен наткал. Ты, Илья Васильев, настоящий, тебе долго жить. Ты — хозяин, ты дело любишь, и оно тебя. Людей не обижаешь. Ты — нашего дерева сук, — катай! Тебе удача — законная
жена, а не любовница: побаловала да и нет её! Катай во всю силу. Будь здоров, брат, вот что! Будь здоров,
говорю…
— Ты меня не любишь, ты и не
говоришь со мной ни о чём, навалишься на меня камнем, только и всего! Почему ты не любишь меня, разве я тебе не
жена? Чем я плоха, скажи! Гляди, как матушка любила отца твоего, бывало — сердце моё от зависти рвётся…
Он смутно почувствовал, что сказано им не то, что хотелось сказать, и даже сказана какая-то неправда. А чтоб успокоить
жену и отвести от себя опасность, нужно было сказать именно правду, очень простую, неоспоримо ясную, чтоб
жена сразу поняла её, подчинилась ей и не мешала ему глупыми жалобами, слезами, тем бабьим, чего в ней до этой поры не было. Глядя, как она небрежно, неловко укладывает дочь, он
говорил...
— Фабрика — это непросто, — повторил он, чувствуя, что слова иссякают и
говорить ему не о чём.
Жена молчала, раскачивая зыбку, стоя спиной к нему. Его выручил негромкий, спокойный голос Тихона Вялова...
— Конечно, ты мне самая близкая, —
говорил он
жене. — Кто ближе тебя? Так и думай: самая близкая ты мне. Тогда — всё будет хорошо…
Вообще
говорить с ним не стоило. Как-то бессонной, воющей ночью Артамонов почувствовал, что не в силах носить мёртвую тяжесть на душе, и, разбудив
жену, сказал ей о случае с мальчиком Никоновым. Наталья, молча мигая сонными глазами, выслушала его и сказала, зевнув...
Вот в таком окружении можно прожить всю жизнь без тревог, не сделав ничего плохого; имея
женой такую женщину, можно уважать её, можно
говорить с нею обо всём.
—
Жене твоей — не
говорить? — спросил брат, подмигнув.
Пётр знал, что это нехорошо, но ещё хуже для него было присутствие Тихона в доме.
Жена тоже, кажется, первый раз за всю жизнь встала на сторону Алексея; с необычной для неё твёрдостью она
говорила...
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его больная
жена шла под руку с братом своим, Житейкиным, сыном умершего городского старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина
говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по маленькому барабану, даже тайно учит солдат этому искусству.
Ветер притих, зарылся в густой снег. Снег падал тяжело и прямо, густыми хлопьями, он занавесил окна белым занавесом, на дворе ничего не видно. Никто не
говорил с Артамоновым старшим, и он чувствовал, что все, кроме
жены, считают его виновным во всём: в бунтах, в дурной погоде, в том, что царь ведёт себя как-то неумело.
Яков видел в его отношении к
жене нечто фальшивое, слишком любезное, подчёркнутую заботливость; Якову казалось, что и сестра чувствует эту фальшь, она жила уныло, молчаливо, слишком легко раздражалась и гораздо чаще, оживлённее беседовала о политике с Мироном, чем с весёлым мужем своим. Кроме политики, она не умела
говорить ни о чём.
Потом жандарм
говорил о близости осеннего перелёта птиц, о войне и болезни
жены, о том, что за
женою теперь ухаживает его сестра.
— Знаете, знаете, это он теперь уже вправду, это он теперь не лжет! — восклицал, обращаясь к Мите, Калганов. — И знаете, он ведь два раза был женат — это он про первую
жену говорит — а вторая жена его, знаете, сбежала и жива до сих пор, знаете вы это?
Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская
жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий. А уж я так буду рад! А уж как
жена обрадуется! У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я
говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
— А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней
женой уводом живешь! —
говорили они ему, — да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!
«Новая сия Иезавель, [По библейскому преданию, Иезавель,
жена царя Израиля Ахава, навлекла своим греховным поведением гнев бога на израильский народ.] —
говорит об Аленке летописец, — навела на наш город сухость».
— Ничего я этого не знаю, —
говорил он, — знаю только, что ты, старый пес, у меня
жену уводом увел, и я тебе это, старому псу, прощаю… жри!