Восток, как это известно, является частью преобладания начал эмоциональных, чувственных над началами интеллекта, разума: он предпочитает исследованию — умозрение, научной гипотезе — метафизический догмат. Европеец — вождь и хозяин своей мысли;
человек Востока — раб и слуга своей фантазии. Этот древний человек был творцом большинства религий, основоположником наиболее мрачной метафизики; он чувствует, но не изучает, и его способность объединять свой опыт в научные формы — сравнительно ничтожна.
Неточные совпадения
Восприняв чувственно и умозрительно силу стихий,
Восток обоготворил их и безвольно подчинился им, покорный всякой силе, тогда как
люди Западной Европы, овладевая энергией природы посредством изучения ее, стремятся подчинить и подчиняют эту энергию интересам и разуму
человека.
Эта задача европейской науки и культуры была неведома
Востоку; только с прошлого столетия наиболее чуткие
люди стран Азии начали принимать великий научный опыт Европы, ее методы мышления и формы жизнедеятельности.
Основное мироощущение
Востока легко укладывается в такую формулу:
человек навсегда подчинен непознаваемой силе, она не постижима разумом, и воля
человека — ничто пред нею. Для европейской науки непознаваемое — только непознанное.
Это не совсем верно: Запад знает Рок, уверенно борется с ним и, чувствуя себя призванным к победе над Роком, постепенно вовлекает в эту великую боьбу и
Восток. Запад рассматривает
человека как высшую цель природы и орган, посредством коего она познает самое себя, бесконечно развивая все свойства этого органа; для
Востока человек сам по себе не имеет значения и цены.
Религиозная нетерпимость, фанатизм, изуверство — это тоже продукты эмоций
Востока, и хотя почти все эти эмоции привиты арийцам Запада, но это для западной культуры не характерно; здоровый
человек может заразиться проказой, но проказа — болезнь, рожденная на
Востоке.
Неоспоримо, что внешние условия жизни
Востока издревле влияли и все еще продолжают влиять на
человека в сторону угнетения его личности, его воли. Отношение
человека к деянию — вот что определяет его культурное значение, его ценность на земле.
Касим Амин [Амин Касим (1865–1908) — египетский писатель; его книга"Новая женщина"переведена на русский язык И. Ю. Крачковским в 1912 г.], прозванный «Лютером
Востока», говорит в своей книге «Новая женщина»: «Происхождение разногласия между нами и западными объясняется тем, что они поняли природу
человека, уважают его личность».
Еще дальше идет Беха-Улла [Беха-улла Мирза Хуссейн Али — основатель бехаизма, иранского религиозно-политического течения, возникшего в середине XIX в. уже после подавления восстания бабидов и ориентированного на соединение науки и религии, отрицавшего религиозный и национальный фанатизм мусульманского
Востока.], автор «Китабе-Акдес», в своей беседе с Э. Г. Броуном: «Мы же даем, — говорит он, — чтобы все народы пришли к единой вере, и
люди стали братьями; чтобы рознь религиозная перестала существовать и уничтожено было различие национальностей.
В утомленной крови победоносно развивается отрава, воспринятая ею от столкновения с Азией, от азиатской мысли, запуганной, бессильной, унижающей
человека, той мысли, которая создана
Востоком, в печальных условиях его бытия поработила его и ныне отдает в плен и власть европейского капитала.
„Ум дряхлого
Востока“ наиболее тяжко и убийственно действует в нашей русской жизни; его влияние на русскую психику неизмеримо более глубоко, чем на психику
людей Западной Европы.
«С
Востока — лучшие дворянские традиции, с их бытом, приветом и милыми „закоулочками“, с „затишьем“ и „лишними
людьми“ захолустных уездов». Да, то, что Розанов называет «лучшими традициями дворянства», — это с
Востока. Но либеральные идеи дворянства, его культурность, любовь к искусствам, заботы о просвещении народа, — это от Запада, от Вольтера, от XVIII века.
А вот жестокость к рабам и раболепие пред владыками, столь свойственное нашему дворянству, это от
Востока вместе с «обломовщиной», типичной для всех классов нашего народа. Верно также, что бесчисленная масса «лишних
людей», всевозможных странников, бродяг, Онегиных во фраках, Онегиных в лаптях и зипунах,
людей, которыми владеет «беспокойство, охота к перемене мест», это одно из характернейших явлений русского быта, — тоже от
Востока и является не чем иным, как бегством от жизни, от дела и
людей.
Но
Восток духовно отходит к Европе, и безвольное движение буржуазной мысли так же нелепо, как нелепо было бы
человеку спешно ехать из Петрограда во Францию и Англию через Азию и Тихий океан.
Неточные совпадения
ИЗВЕСТНО, // какое опустошение производят клопы, блохи и т. д. // НАКОНЕЦ НАШЛИ!!! // Предприимчивые
люди вывезли // с Дальнего
Востока и т. д.
Тихо было все на небе и на земле, как в сердце
человека в минуту утренней молитвы; только изредка набегал прохладный ветер с
востока, приподнимая гриву лошадей, покрытую инеем.
— Ничего, поскучай маленько, — разрешила Марина, поглаживая ее, точно кошку. — Дмитрия-то, наверно, совсем книги съели? — спросила она, показав крупные белые зубы. — Очень помню, как ухаживал он за мной. Теперь — смешно, а тогда — досадно было: девица — горит, замуж хочет, а он ей все о каких-то неведомых
людях, тиверцах да угличах, да о влиянии
Востока на западноевропейский эпос! Иногда хотелось стукнуть его по лбу, между глаз…
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на
востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно идти по пустым улицам за
человеком, который, сунув руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес на руках, охватив ими бедра свои.
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на
восток, в направлении кладбища. Он толкал
людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик: