Марья Львовна. Этого мало для женщины, которая любит… И вот еще что, голубчик: мне стыдно жить личной жизнью… может быть, это смешно, уродливо, но в наши дни стыдно жить личной жизнью. Идите, друг мой, идите! И знайте:
в трудную минуту, когда вам нужен будет друг, — приходите ко мне… я встречу вас как любимого, нежно любимого сына… Прощайте!
Жизнь он, однако, влачил бедственную, и
в трудные минуты, когда другие источники иссякали, он брал шутовством и фокусами.
Но замечательно, как смешивает все понятия, уничтожает все различия этот над всеми без разбора тяготеющий деспотизм: мать, дочь, кухарка, хозяйка, мальчишка слуга, приказчик — все это
в трудную минуту сливается в одно — в угнетенную партию, заботящуюся о своей защите.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к чему он всегда прибегал
в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Неточные совпадения
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом, не останавливаясь и не уставая. Левин шел за ним, стараясь не отставать, и ему становилось всё
труднее и
труднее: наступала
минута, когда, он чувствовал, у него не остается более сил, но
в это самое время Тит останавливался и точил.
Лестные речи этого умного человека, наивная, детская симпатия, которую выражала к ней Лиза Меркалова, и вся эта привычная светская обстановка, — всё это было так легко, а ожидало ее такое
трудное, что она с
минуту была
в нерешимости, не остаться ли, не отдалить ли еще тяжелую
минуту объяснения.
Но это честное недоумение являлось ненадолго и только
в те редкие
минуты, когда, устав от постоянного наблюдения над собою, он чувствовал, что идет путем
трудным и опасным.
Минута для меня роковая. Во что бы ни стало надо было решиться! Неужели я не способен решиться? Что
трудного в том, чтоб порвать, если к тому же и сами не хотят меня? Мать и сестра? Но их-то я ни
в каком случае не оставлю — как бы ни обернулось дело.
В то самое время как мои бывшие спутники близки были к гибели, я,
в течение четырех месяцев, проезжал десять тысяч верст по Сибири, от Аяна на Охотском море до Петербурга, и,
в свою очередь, переживал если не страшные, то
трудные, иногда и опасные
в своем роде
минуты.