Неточные совпадения
Суслов. Ну, что ж…
Быть по сему. (Помолчав.) А вот
вы — немножко рисуетесь вашей прямотой… Смотрите, роль прямого человека — трудная роль… чтобы играть ее только недурно, нужно иметь много характера, смелости, ума…
Вы не обижаетесь?
Суслов (грубовато, с иронией). По поводу головы и сердца не
буду спорить, а вот о кармане — говорят,
вы обыграли кого-то в клубе…
Замыслов.
Вы уходите? Так я после, это не спешно. Варвара Михайловна, как жаль, что
вы не
были на спектакле! Юлия Филипповна восхитительно играла… чудесно!..
Калерия (садясь за стол).
Вы ничего не понимаете! Варя, налей мне чаю… Никто не
был у нас?
Влас. Да
вы чего же раньше времени беспокоитесь? Может, они не спросят? Может
быть, сами догадаются, как именно надо жить…
Ольга Алексеевна.
Вы же не знаете! Они уже спрашивают, спрашивают! И это страшные вопросы, на которые нет ответов ни у меня, ни у
вас, ни у кого нет! Как мучительно трудно
быть женщиной!..
Юлия Филипповна.
Вы очень нервны, это мешает
вам быть убедительным! (Варваре Михайловне.) Ваш муж сидит с моим орудием самоубийства,
пьют коньяк, и у меня такое предчувствие, что они изрядно напьются. К мужу неожиданно приехал дядя — какой-то мясоторговец или маслодел, вообще фабрикант, хохочет, шумит, седой и кудрявый… забавный! А где же Николай Петрович? Благоразумный рыцарь мой?..
Варвара Михайловна. Мне нравится, как
вы относитесь друг к другу… славно! Садитесь чай
пить, господа!
Дудаков. Чай? Нет. На ночь не
пью… Павел Сергеевич, мне бы
вас надо… можно к
вам завтра?
Замыслов. Слушайте! Это надо читать в костюме — белом… широком… и пушистом, как эдельвейс!
Вы понимаете? Это
будет безумно красиво! Великолепно!
Насчет женщин я очень счастлив
был… все у
вас, в России, добывал их… очень легко у
вас жен отбивать!
Ах, да напишите
вы, матушка, сами так, чтобы оно
было и ясно, и верно, и красиво!
Дудаков. Скверно
вам будет, Влас!..
Двоеточие. Ничего! Это пройдет. В нем
есть внутренняя честность, знаете… Обыкновенно честность у людей где-то снаружи прицеплена, вроде галстуха, что ли… Человек больше сам про себя кричит: я честный, честный! Но когда, понимаете, девица часто про себя говорит: ах, я девушка! ах, я девушка! — для меня это верный признак, что она в дамки прошла… Хо-хо!
Вы меня простите, Марья Львовна.
Ольга Алексеевна. Зачем
вы пьете?
Варвара Михайловна. А среди людей, которые все только жалуются на жизнь, — весело, легко, Калерия?
Будем справедливы… разве легко и свободно жить среди людей, которые все только стонут, все кричат о себе, насыщают жизнь жалобами и ничего, ничего больше не вносят в нее?.. Что вносим в жизнь все мы…
вы, я, ты?..
Басов (распутывая удочки). Уважаю я
вас, Марья Львовна, за эту… кипучесть… Исчезла?.. Нет,
вы скажите мне, чего она горячится? Ведь даже гимназистам известно, что писатель должен
быть честен… ну, и там… действовать насчет народа и прочее, а солдат должен
быть храбр, адвокат же умен… Так нет, эта неукротимая женщина все-таки долбит зады… Пойдемте, милый доктор, поймаем окуня… Кто это спутал удочки? Черт!
Басов. И не говорите… не надо! А то
вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор… Не
будем говорить серьезно!
Юлия Филипповна.
Вы ухаживаете за дамами, не беспокоя своих нервов? Это, должно
быть, оригинально… Почему же
вы не ухаживаете за мной?
Шалимов. Я понимаю —
вам странно видеть меня таким? да? Но ведь нельзя же
быть столь крикливо откровенным, как истеричный господин Рюмин… О, простите! — это, кажется… ваш… друг?
Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое.
Вы знаете пословицу: с волками жить — по-волчьи выть? Это, скажу
вам, недурная пословица. Особенно для того, кто
выпил до дна горькую чашу одиночества…
Вы, должно
быть, еще не вполне насладились им… и
вам трудно понять человека, который… Впрочем, не смею задерживать
вас…
Юлия Филипповна.
Вам нравится этот господин? В нем для меня
есть что-то нечистое! Должно
быть, холодный, как лягушка… Пойдемте и мы к реке.
Влас (на коленях).
Вы уже много дали мне — этого еще мало все-таки!
Будьте щедры,
будьте великодушны! Я хочу верить, хочу знать, что я стою не только внимания вашего, но и любви! Я умоляю
вас — не отталкивайте меня!..
Марья Львовна. Я его люблю!..
Вам это смешно? Ну, да… я люблю… Волосы седые… а жить хочется! Ведь я — голодная! Я не жила еще… Мое замужество
было трехлетней пыткой… Я не любила никогда! И вот теперь… мне стыдно сознаться… я так хочу ласки! нежной, сильной ласки, — я знаю — поздно! Поздно! Я прошу
вас, родная моя, помогите мне! Убедите его, что он ошибается, не любит!.. Я уже
была несчастна… я много страдала… довольно!
Варвара Михайловна. Славная
вы моя! Я не понимаю вашего страха! Если
вы любите его и он любит
вас — что же?
Вы боитесь будущего страдания, но ведь, может
быть, это страдание далеко впереди!
Варвара Михайловна. Зачем взвешивать… рассчитывать!.. Как мы все боимся жить! Что это значит, скажите, что это значит? Как мы все жалеем себя! Я не знаю, что говорю… Может
быть, это дурно и нужно не так говорить… Но я… я не понимаю!.. Я бьюсь, как большая, глупая муха бьется о стекло… желая свободы… Мне больно за
вас… Я хотела бы хоть немножко радости
вам… И мне жалко брата!
Вы могли бы сделать ему много доброго! У него не
было матери… Он так много видел горя, унижений…
вы были бы матерью ему…
Марья Львовна.
Вы не хотели сказать — и невольно сказали простую, трезвую правду… Матерью я должна
быть для него… да! Другом! Хорошая
вы моя… мне плакать хочется… я уйду! Вон, смотрите, стоит Рюмин. У меня, должно
быть, глупое лицо… растерялась старушка! (Тихо, устало идет в лес.)
(В глубине сцены проходит Суслов с правой стороны на левую, он что-то
напевает. Слышен голос Басова:.) «Влас,
вы хотели читать стихи. Куда же
вы?»)
Рюмин (негромко). Мне кажется, всю жизнь я любил
вас… не видя еще, не зная — любил!
Вы были женщиной моей мечты… тем дивным образом, который создается в юности… Потом его ищут всю жизнь иногда — и не находят… А я вот встретил
вас… мечту мою…
Рюмин. Ну, что же делать? Что делать? (Тихо смеется.) Вот и кончено! Как это просто все… Я собирался так долго… сказать
вам это… и мне
было приятно и жутко думать о часе, когда я скажу
вам, что люблю… И вот — сказал!..
Варвара Михайловна (сильно). Неправда! Не верю я
вам! Все это только жалобные слова! Ведь не могу же я переложить свое сердце в вашу грудь… если я сильный человек! Я не верю, что где-то вне человека существует сила, которая может перерождать его. Или она в нем, или ее нет! Я не
буду больше говорить… в душе моей растет вражда…
Варвара Михайловна. О, нет, не к
вам… ко всем! Мы живем на земле чужие всему… мы не умеем
быть нужными для жизни людьми. И мне кажется, что скоро, завтра, придут какие-то другие, сильные, смелые люди и сметут нас с земли, как сор… В душе моей растет вражда ко лжи, к обманам…
Рюмин (оскорбленный). Не
будьте так жестоки! Ведь
вы тоже больной, раненый человек!
Варвара Михайловна. А я? А я разве не человек? Я только что-то нужное для того, чтобы
вам лучше жилось? Да? А это не жестоко? Я вижу, знаю:
вы не один давали в юности клятвы и обещания,
вас, может
быть, тысячи изменивших своим клятвам…
И как
вы ни кривляйтесь,
вам не скрыть того, что
вы хотите
пить,
есть… и иметь женщину…
Суслов (разваливаясь на сене). «На земле весь род людской…» (Кашляет.) Все
вы — скрытые мерзавцы… «Люди гибнут за металл…» Ерунда… Деньги ничто… когда они
есть… (дремлет.), а боязнь чужого мнения — нечто… если человек… трезв… и все
вы — скрытые мерзавцы, говорю
вам… (Засыпает. Дудаков и Ольга тихо идут под руку. Она крепко прижалась к его плечу и смотрит в лицо его.)
Калерия. Да? Мне хочется покрыть тревожною тенью думы ваши ясные глаза. Я часто вижу около
вас каких-то грубых, оборванных людей — и удивляюсь вашему бесстрашию перед грязью жизни…
Вам не противно
быть с ними?
Шалимов.
Вам, может
быть, неприятны мои слова?
Шалимов (с поклоном и улыбкой). Благодарю
вас. Я ревниво храню цветы, когда мне дают их так дружески просто. (Влас в лесу направо: «Эй, сторож, где вторые весла?».) Он
будет лежать, ваш цветок, где-нибудь в книге у меня… Однажды я возьму эту книгу, увижу цветок — и вспомню
вас… Это смешно? Сантиментально?
Шалимов (пытливо заглядывая ей в лицо). А должно
быть,
вам очень тоскливо среди этих людей, которые так трагически не умеют жить.
Шалимов (не вслушиваясь в ее слова). Если бы
вы поняли… как я сейчас говорю!..
Вы не поверите мне, может
быть, но я все же скажу
вам: перед
вами мне хочется
быть искренним,
быть лучше, умнее…
Варвара Михайловна (просто, грустно, тихо). Как я любила
вас, когда читала ваши книги… как я ждала
вас!
Вы мне казались таким… светлым, все понимающим… Таким
вы показались мне, когда однажды читали на литературном вечере… мне
было тогда семнадцать лет… и с той поры до встречи с
вами ваш образ жил в памяти моей, как звезда, яркий… как звезда!
Варвара Михайловна. Задыхаясь от пошлости, я представляла себе
вас — и мне
было легче…
была какая-то надежда…
Марья Львовна. Этого мало для женщины, которая любит… И вот еще что, голубчик: мне стыдно жить личной жизнью… может
быть, это смешно, уродливо, но в наши дни стыдно жить личной жизнью. Идите, друг мой, идите! И знайте: в трудную минуту, когда
вам нужен
будет друг, — приходите ко мне… я встречу
вас как любимого, нежно любимого сына… Прощайте!
Двоеточие. Не учились, оттого и не умеете. А
вы поучитесь! Вот
будем мы с Власием гимназии строить… мужскую и женскую…
Басов. Варя, я распорядился, чтобы Саша накрывала для ужина здесь. (Суслов быстро идет от своей дачи.) Семен Семенович, мы устроим
вам маленькие проводы…
Выпьем шипучего! Предлог законный…
Ольга А лексеевна. И уже здесь?
Вы хороший друг. Душно как! Скоро осень… Переедем мы в город и там, среди каменных стен,
будем еще более далеки и чужды друг другу…
Калерия (взволнованно). Да, да!
Вы тысячу раз правы… Это еще зверь, варвар! Его сознательное желание одно —
быть сытым.
Шалимов (быстро). О да, прошу! Такой чудесный вечер… это
будет славно.
Вы ошибаетесь, я не забыл… просто задумался, не понял вопроса.
Марья Львовна. Голубчик! Напомню
вам —
будьте самим собой!