Неточные совпадения
В углу на сундуке, в бельевой корзинке, проснулся Коля и
смотрел оттуда; синие полоски глаз едва видны из-под век. Он
стал еще более серым, вялым, тающим; он не узнал меня, отвернулся молча и закрыл глаза.
Я, конечно, знал, что большие парни и даже мужики влюбляются, знал и грубый смысл этого. Мне
стало неприятно, жалко Кострому, неловко
смотреть на его угловатое тело, в черные сердитые глаза.
В песке много кусочков слюды, она тускло блестела в лунном свете, и это напомнило мне, как однажды я, лежа на плотах на Оке,
смотрел в воду, — вдруг, почти к самому лицу моему всплыл подлещик, повернулся боком и
стал похож на человечью щеку, потом взглянул на меня круглым птичьим глазом, нырнул и пошел в глубину, колеблясь, как падающий лист клена.
Смотрю на баржу и вспоминаю раннее детство, путь из Астрахани в Нижний, железное лицо матери и бабушку — человека, который ввел меня в эту интересную, хотя и трудную жизнь — в люди. А когда я вспоминаю бабушку, все дурное, обидное уходит от меня, изменяется, все
становится интереснее, приятнее, люди — лучше и милей…
Буфетная прислуга
стала смотреть на меня исподлобья, мне говорили...
Теперь, глядя в заволжские дали, я уже знал, что там нет пустоты, а прежде, бывало,
смотришь за Волгу,
становится как-то особенно скучно: плоско лежат луга, в темных заплатах кустарника, на конце лугов зубчатая черная стена леса, над лугами — мутная, холодная синева.
А Мишка все жует, жует, лицо его
стало похоже на ветчину, острый, хрящеватый нос жалобно свистит.
Смотреть на него страшно, мне кажется, что он сейчас закричит, заплачет...
Я не понял этих слов, — почему со мной пропадешь? Но я был очень доволен тем, что он не взял книги. После этого мой маленький приказчик
стал смотреть на меня еще более сердито и подозрительно.
Вотчим
смотрел на меня с улыбкой на страшно худом лице; его темные глаза
стали еще больше, весь он был потертый, раздавленный. Я сунул руку в его тонкие, горячие пальцы.
Он чувствовал, что товарищи презирают его, хотят позабавиться над ним, и
смотрел на них скучно ожидающими глазами; лицо у него
становилось деревянным, но, казалось, оно говорит...
По праздникам я частенько спускался из города в Миллионную улицу, где ютились босяки, и видел, как быстро Ардальон
становится своим человеком в «золотой роте». Еще год тому назад — веселый и серьезный, теперь Ардальон
стал как-то криклив, приобрел особенную, развалистую походку,
смотрел на людей задорно, точно вызывая всех на спор и бой, и все хвастался...
Голос у него был маленький, но — неутомимый; он прошивал глухой, о́темный гомон трактира серебряной струной, грустные слова, стоны и выкрики побеждали всех людей, — даже пьяные
становились удивленно серьезны, молча
смотрели в столы перед собою, а у меня надрывалось сердце, переполненное тем мощным чувством, которое всегда будит хорошая музыка, чудесно касаясь глубин души.
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго
смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они
становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
И он говорил это с неподдельным негодованием, несмотря на то, что его репутация в смысле"столпа"стояла настолько незыблемо, что никакое"шаренье"или отыскивание"духа"не могло ему лично угрожать. Почему он, никогда не сгоравший со стыда, вдруг сгорел — этого он, конечно, и сам как следует не объяснит. Но, вероятно, причина была очень простая: скверно
смотреть стало. Всем стало скверно смотреть; надоело.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему
смотреть на тебя? И с какой
стати ему
смотреть на тебя?
Вот в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, — нам, грешным, где б и умолить, — даровал нам Господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас
стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и
посмотреть, как он у нас выучен?
— То-то! уж ты сделай милость, не издавай!
Смотри, как за это прохвосту-то (так называли они Беневоленского) досталось!
Стало быть, коли опять за то же примешься, как бы и тебе и нам в ответ не попасть!
Смотрел бригадир с своего крылечка на это глуповское «бунтовское неистовство» и думал: «Вот бы теперь горошком — раз-раз-раз — и се не бе!!» [«И се не бе» (церковно-славянск.) — «и этого не
стало», «и этого не было».]
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и
стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а
смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»