Трансцендентное в самом общем смысле, т. е. превышающее всякую меру человеческого опыта, сознания и бытия, вообще «этого мира», дано в первичном религиозном переживании, поскольку в нем содержится
чувство Бога, — это есть основная музыка религии.
Итак, в религиозном переживании дано — и в этом есть самое его существо — непосредственное касание мирам иным, ощущение высшей, божественной реальности, дано
чувство Бога, притом не вообще, in abstracto, но именно для данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир, пред которым трепещет от страха, радости, любви, стыда, покаяния.
Вера в Бога рождается из присущего человеку
чувства Бога, знания Бога, и, подобно тому как электрическую машину нельзя зарядить одной лекцией об электричестве, но необходим хотя бы самый слабый заряд, так и вера рождается не от формул катехизиса, но от встречи с Богом в религиозном опыте, на жизненном пути.
Неточные совпадения
— Ну вот ей-Богу, — улыбаясь сказал Левин, — что не могу найти в своей душе этого
чувства сожаления о своей свободе!
— Входить во все подробности твоих
чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои
чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред
Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а
Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
С каким-то неопределенным
чувством глядел он на домы, стены, забор и улицы, которые также с своей стороны, как будто подскакивая, медленно уходили назад и которые,
бог знает, судила ли ему участь увидеть еще когда-либо в продолжение своей жизни.
Поверяя
богу в теплой молитве свои
чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное
чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к
богу как-то странно сливались в одно
чувство.